Русские символисты: этюды и разыскания

СКИФСКОЕ[1992]

…«Скифское» — глубокая непримиримость, непримиримость не по форме своей, а по сущности, по духу, эту сущность проникающему. «Скифское» — вечная революционность, революционность — для любого строя, для любого «внешнего порядка» тех исканий непримиренного и непримиримого духа, отблеск которых — пусть слабый — лег и на страницы этой книги.

И пусть эта неудовлетворенность, эта непримиренность всегда будет уделом мятущихся духовных «скифов», пусть в укор им неправильно ставится спокойная гармония и закругленная примиренность духовных «эллинов», — пусть: да, вечно существует это разделение, это разграничение, но не между «эллином» и «скифом», а между ними и кем-то третьим, радующимся… Радующимся — и рядящимся самозванно в эллинские одежды. И пусть когда-нибудь сбудется, по слову писания — «несть эллин и иудей»[1993], но мы твердо знаем, что всегда будут в разных станах «эллин» и «скиф», с одной стороны, и этот некто «третий» — с другой, что непримирима их сущность, несоизмерима их душа.

Великий русский поэт, воплотившись на минуту в древнего эллина-эпикурейца, воспел умеренность, закругленность, примиренность во всем, в великом и в малом, в жизни и в смерти, в любви и круговой чаше…

Мы не Скифы; не люблю,
Други, пьянствовать бесчинно…[1994]

Как далек он был душою, как далек он был всей жизнью своею от этой проповеди тихого, умеренного приятия жизни, тихого, размеренного житейского горения! И если вино не должно проливаться «бесчинно», то бывают времена и сроки, когда еще преступнее «жизни пьяное вино растворять водою трезвой»[1995]:

Теперь некстати воздержанье:
Как дикий Скиф хочу я пить![1996]

И эти времена и сроки — всегда перед нами; всегда кипит перед нами вечное вино жизни. Бесчинно проливают его безумцы, по каплям смакуют его духовные скопцы. Но если безумец может быть оправдан, то скопец — всегда осужден.

Или Бранд — не безумец? «…Когда-нибудь поймут, что лучше пасть, чем победить, и пораженье назовут победой высшей!»[1997] — Или это — не безумие? Его «воля до конца», его «бой без отступленья» — разве это не безумие тоже? Его борьба с духом Зла, духом Компромисса — разве это не духовное «бесчинство»? Его завет «все или ничего» — разве это не «пьяное вино жизни»? И «quantum satis Бранда воли»[1998] — не есть ли преступление, бесчинство, безумие в глазах всех мещан всего мира?

Ибо не Эллин противостоит Скифу, а Мещанин — всесветный, «интернациональный», вечный. В подлинном «эллине» всегда есть святое безумие «скифа», и в стремительном «скифе» есть светлый и ясный ум «эллина». Мещанин же — рядится в одежды Эллина, чтобы бороться со Скифом, но презирает обоих. Слово его не совпадает с делом, мораль личная не совпадает с моралью партийной, общественной, государственной, но зато «деяние» для него — самоценно и совпадает с «личностью». Это он, бескрылый и серый, поклоняется духу Компромисса; это он гнусаво смеется над «безумными» словами Бранда: «знайте ж вы: дух Компромисса — Сатана!..» Это он, трезвый и плоский, заменяет непонятную ему истину «в начале бе Слово» — другой, понятной и простой: «im Anfang war die That»[1999]. Ибо для него не Личность, а Деяние есть самоценность, цель и высший Судия. Это он, всесветный Мещанин, погубил мировое христианство плоской моралью, это он губит искусство — в эстетстве, науку — в схоластике, жизнь — в прозябании, революцию — в мелком реформаторстве. И компромиссный социализм, и замаранное моралью христианство, и эстетствующее искусство, и вырождающаяся в реформизм революция — его рук это дело, и злорадно хихикает он, потирая руки, он, «третий радующийся», он, рядящийся в платья Эллина, он, и мелкий, и злобный, и безустанный враг Скифа.

И здесь — их вечная вражда, здесь — их «смертная борьба», борьба реакционности в разных масках — в маске «прогресса», в маске «социализма», в маске «христианства» — с революционной сущностью, с «волей до конца» во всех областях, во всех кругах жизни и творчества — в политике, в науке, в искусстве, в религии.

И если есть «скифы», если есть «эллины», то враг у них все же общий: это он, «третий», вечный победитель в ближайшем, вечно побеждаемый в грядущем. Пусть торжествует в настоящем всесветный Мещанин: смех его смешан со злобою и опасением. Ибо чует он, что и личина Эллина не поможет ему скрыть свое лицо, ибо знает он, что стрела Скифа — его не минует.

Июнь 1917 г.