Русские сказки

Шла она, шла, и захотелось ей спеть песенку про себя да про лапоток. Вот села она, положила мешок на землю и только было принялась петь, как вдруг выскочила из мешка хозяйская собака —да на нее, а она от собаки, а собака за нею, не отставая ни на шаг.

Вот забежали обе вместе в лес; лиска по пенькам да по кустам, а собака — за нею.

На лисонькино счастье случилась нора; лиса вскочила в нее, а собака не пролезла в нору и стала над нею дожидаться, не выйдет ли лиса…

А лиса с испугу дышит не отдышится, а как поотдохнула, то стала сама с собой разговаривать, стала себя спрашивать:

— Ушки мои, ушки, что вы делали?

— А мы слушали да слушали, чтоб собака лисоньку не скушала.

— Глазки мои, глазки, вы что делали?

— А мы глядели да глядели, чтобы собака лисоньку не съела!

— Ножки мои, ножки, вы что делали?

— А мы бежали да бежали, чтоб собака лисоньку не поймала.

— Хвостик, хвостик, ты что делал?

— А я не давал тебе ходу, за все пеньки да сучки цеплялся.

— А, так ты не давал мне бежать! Постой, вот я тебя! — сказала лиса и, высунув хвост из норы, закричала собаке: — На вот, съешь его!

Собака схватила лису за хвост и вытащила из норы.

Присяга

 Сосновом бору за речкой Невестницей жил-поживал охотник Иван Микитов. Летом и зимой Микитов в лесу: где переспит под елкой, где на кочке переночует.  Всякого зверя умел подманивать и подстеречь охотник Микитов. Только не удавалось ему взять Лису лечею-плачею.

Раз поставил охотник Микитов у лисьей норы капкан.

«Ну, — думает, — не уйдет теперь из моих рук Лиса!»

А Лиса только выглянула из норы, заприметила капкан, обошла сторонкой и побежала в лес как ни в чем не бывало. Идет по лесу, а навстречу волк Бирюк бредет, повесивши нос:

— Здорово, кума!

— Здравствуй, куманек!

— Куда тебя, кумушка, подняло ни свет, ни заря?

— О-ох, куманек, — говорит Лиса, — жила я в лесу мирно, ладно, у лесных зверей детишек нянчила, маленьких птичек выкармливала. Где какая беда — я тут, Лиса лечея-плачея, всех лечу, о всех плачу. А теперь не стало мне житья: где курочка пропадет — все я, Лиса, виновата. Хотят меня извести люди. Вот и пошла я в лес куда глаза глядят.

— Ну, кумушка, — говорит волк, — и моя доля не слаще. Жил я в лесу, поживал, никого не трогал. А мой родной дядя, медведь Михайло Иванович, задрал бычка — на мне вся вина! Ходит теперь за мной охотник Микитов, не дает житья.

Заплакала, затужила Лиса:

— Ох, ох, ох, куманек, знаю, что ты добрый зверь! Да, видно, такова наша доля, пойдем вместе в лес — куда смотрят глаза, куда ноги несут.

Пошли они в темный лес, а Лиса все вокруг водит волка, не уходит далеко. Ходили так до самого вечера, сели отдохнуть под елкой, огонь развели.

Ночью задремал волк. А Лиса не спит, в огонь шишки подкладывает, думает свои лисьи думы.

Утром проснулся волк:

— Ух, проспал я, кума! Никак на дворе утро?

А Лиса сидит у огня, прижмурила один глаз:

— Я, куманек, и рада поспать, да сна нету. Еще с вечера приснился мне недобрый сон. Всю ночь не сплю, думаю.

— А какой, кумушка, приснился тебе сон?

— Видела я во сне, — говорит Лиса, — будто бычка не дядя твой, медведь Михайло Иванович, задрал, а ты сам, куманек, его скушал. Вот как увидела этот сон — проснулась и всю ночь думаю: неужто куманек мне неправду сказал?

— Что ты, кумушка! Не в руку твой сон. Я не резал, не ел бычка!

— Ах, куманек, рада бы поверить тебе, да нет для тебя веры. Можешь ли ты присягу принять?

— Ладно, — говорит волк, — я присягу приму. Не ел я бычка.

Повела Лиса волка присягу принимать. Подвела к норе, показала на капкан:

— Вот, куманек, это и есть присяга. Целуй!

Сунулся волк целовать присягу — капкан захлопнулся, прищемил волка. Завыл от страха волк.

Говорит волку Лиса:

— Видно, куманек, ты неправду сказал. Присяга-то у меня не простая. Если кто скажет неправду, тому из присяги ходу нет. Прощай куманек!

Повернулась Лиса и убежала одна в лес.

Утром пришел охотник Микитов, застрелил из ружья волка, снял с волка шкуру.

И теперь у охотника Микитова висит на стене волчья серая шкура.

Ворона

ила-была Ворона, и жила она не одна а с няньками, с малыми детками, с ближними и дальними соседками. Прилетели птицы из заморья, большие и малые, гуси и лебеди, пташки и пичужки, свили гнезда в горах, в долах, в лесах, в лугах и нанесли яичек.

Подметила это Ворона и ну перелетных птиц обижать, у них яички таскать!

Летел Сыч и увидал, что Ворона больших и малых птиц обижает, яички таскает.

— Постой, — говорит он, — негодная Ворона, найдем на тебя суд и расправу!

И полетел он далеко, в каменные горы, к сизому Орлу. Прилетел и просит:

— Батюшка сизой Орел, дай нам свой праведный суд на обидчицу-Ворону! От нее житья нет ни малым, ни большим птицам: наши гнезда разоряет, детенышей крадет, яйца таскает да ими своих воронят питает!

Покачал сизой Орел головой и послал за Вороною легкого, меньшого своего посла — Воробья. Воробей вспорхнул и полетел за Вороной. Она было ну отговариваться, а на нее поднялась вся птичья сила, все пичуги, и ну щипать, клевать, к Орлу на суд гнать. Нечего делать — каркнула и полетела, а все птицы взвились и следом за ней понеслись.