Русские современники Возрождения

Русская культура и в особенности литература также переживала глубокие изменения. Киевская Русь оставила XV веку большое литературное наследие — не только церковное, но и светское. В это наследие входил такой замечательный исторический и литературный памятник как начальная летопись — Повесть временных лет XII в. Существовала в Киевской Руси и эпическая традиция — памятниками такой эпической, дружинной поэзии были, очевидно, «Слово о полку Игореве» и «Слово о погибели Русской земли». Известны были русской литературе домонгольского периода и переводные памятники светского характера — греческое эпическое сказание о богатыре Дигенисе Акрите (в русском переводе — «Девгеииево деяние»), «Повесть об Акире Премудром», пришедшая с Востока (возможно, через южных славян). Однако в рукописной традиции до XV века все эти памятники не сохранились: «Слово о погибели» дошло в составе «Жития Александра Невского» (в виде фрагмента); «Девгениево деяние» — в списках XVII в.; единственная рукопись «Слова о полку Игореве», доступная ученым до начала XIX в. и погибшая в 1812 г., относилась, по мнению большинства специалистов, к концу XV или к XVI веку.

Причина такого расхождения между временем создания и временем написания сохранившихся списков заключается в значительной степени в судьбе писчего материала на Руси. Преобладающим материалом для письма был в средние века и на Западе и в России пергамент — специально обработанная телячья кожа, «харатья» по древнерусскому наименованию. Но пергамен был дорог и писали на нем лишь наиболее важные, главным образом церковные книги. Для повседневных нужд люди древней Руси, как мы теперь знаем, пользовались берестой — березовой корой, но береста употреблялась лишь для небольших по размеру текстов — грамот. Бумага появилась на Руси сравнительно поздно: в конце XIV и в основном в XV веке — гораздо позже, чем на Востоке (VI–XI вв.) и на Западе (XII–XIII вв.). Вдобавок это был иностранный, импортный товар: производство собственной бумаги по-настоящему началось в России лишь при Петре I.

И все-таки даже привозная бумага была несравненно дешевле пергамена. Если на пергамене дошло лишь два летописных кодекса XIII–XIV веков, то с появлением бумаги светские сюжеты начинают занимать значительное место в письменности, но книг светского содержания дошло от XV века немного. Преобладающий тип рукописей XV века, в которых сохранились памятники светского характера (в том числе и довольно обширные, как «Александрия» — роман об Александре Македонском) — сборники, чаще всего смешанного церковного и светского характера. В таких сборниках дошли как памятники, создание и появление которых может быть отнесено к более раннему времени, так и памятники, написанные и переведенные в XV столетии.

Задачи, которые вставали перед русскими книжниками в XV в., во многом совпадали с задачами, стоявшими перед их западными собратьями. Речь шла прежде всего о «переложении на письмо» устного художественного творчества. В одном отношении условия решения этой задачи были для Руси даже более благоприятными, чем для большинства европейских стран: книжным и религиозно-культовым языком, усвоенным Киевской Русью, был церковно-славянский (среднеболгарский), и хотя этот язык не был идентичен народному русскому языку, он был гораздо ближе к нему, чем церковно-книжная латынь к языку большинства народов католической Европы. Это обстоятельство облегчало развитие национальной литературы на Руси. Правда, отсутствие древней латинской (и почти исключительно церковный характер греческой) традиции имело и отрицательное последствие — в XV веке Россия обладала меньшими возможностями обращения к античному наследию, чем даже такие далекие от Средиземноморья страны Европы, как Англия, Нидерланды и Польша.

Какие пути развития русской литературы открывались в XV веке? Возможны ли были и здесь такие явления, какие происходили в Западной Европе в те годы: сближение письменности с фольклором, победа светских элементов в культуре, появление нового мировоззрения, противостоящего традиционной средневековой идеологии?

Большинство историков и филологов, писавших о древней Руси, склонны были отвечать на этот вопрос отрицательно. Вера в коренное различие исторического пути России и Запада была присуща едва ли ни всем представителям исторической мысли XIX века. Славянофилы с гордостью' противопоставляли русское «спокойствие» западному «движению»; западники, напротив, склонны были «завидовать народам, которые в этой сшибке мнений, в этой кровопролитной борьбе за истину создали себе целый мир идей»^{6}, — но и те и другие считали, что никаких черт Возрождения или Реформации в древнерусской культуре не было.

В современной научной литературе нет единого мнения об отношении России XV века к Возрождению.