Русские старожилы Сибири: Социальные и символические аспекты самосознания

Другой собеседник отмечал, что положение в Чуванском и Ламутском разное. В Чуванском сегодня многие дети недоедают, в Ламутском лучше: там сильные традиции, если кто-то добыл на охоте мясо – он обязан поделиться со всеми. В Чуванском – каждый за себя, потому что много пришлого населения: многие женщины привозят с собой мужей, когда возвращаются с учебы. А вот высказывание о Ваегах:

Оленеводческий совхоз [в Ваегах] был хороший, сейчас все порушилось… совхоз в очень тяжелом положении, на грани краха. Когда совхоз все объединял, Ваеги было очень процветающее село. Совхоз держал детский сад, школу, больницу, было строительство. А сейчас… в 1994 году поселок был на грани замерзания, мы чудом его удержали. Сейчас перевели на жидкое топливо, стало полегче. Но у нас есть средства только на минимальное поддержание жизни (м 40 МК).

На особую традиционность, патриархальность Ламутского указывали по разным поводам практически все наши собеседники; не исключено, что относительно благополучное положение в этом селе (по сравнению с Чуванским и Ваегами) связано именно с этим. Естественно, говорить о благополучии можно лишь с очень большими оговорками: фактически речь идет не более чем о выживании села с помощью оленеводства. Однако тот факт, что в «традиционном» Ламутском (и в чукотском поселке Усть-Белая) состояние оленеводства удовлетворительное, а в «прогрессивном» Чуванском (и в чукотском поселке Ваеги) оленеводство в гораздо более тяжелом положении, нельзя обойти вниманием.

В этом отношении и само Марково значительно благополучнее, чем многие другие села Чукотки, прежде всего благодаря особому, уникальному климату, позволяющему заниматься огородничеством и – шире – сельским хозяйством, т. е. особой, не похожей ни на оленеводство коренных, ни на работу за зарплату русских деятельностью, развитость которой явно является еще одним способом поддержания своего «старожильческого самосознания».

Как самоотверженно работали «на земле» еще при колхозах, вспоминают многие и противопоставляют те времена нынешним, когда «молодежь работать не хочет»:

Тут колхозное поле было, турнепс выращивали. NN… вот она зимой, бедненькая, в резиновых сапогах, царствие ей небесное, в коровник бегала, в самые морозы. Туман аж стоял от мороза, редко когда оттепель. А потом ей орден дали, за молоко. А за капусту… ММ мать, тетя К., они в колхозе работали, трудодни получили, им же не платили, никакой пенсии они и не получали тогда. Работали, а ничего не получили. А сейчас они не могут турнепс вырастить. Все тут растет, просто надо работать (ж 39 МК).

Одна из старейших жительниц села вспоминает о хозяйственном укладе «до колхозов»:

Раньше огороды были грядками. Сейчас полями, а раньше грядками – репу, картошку. Капусту просто посадим, бросим и уедем на рыбалку. Приедем – удивляемся – что за головы? За ней не ухаживали. Рыбачили кету, нельму, чиров… Большие уловы были. 24 собаки было у папы. Пушнину сдавал – американцы здесь были. Американцы давали сахар, масло за пушнину… Женщины шили торбаза, шкуры выделывали. Табунщики, в табунах они по-разному шьют, а у нас по-разному шьют. Рoвдуги выделывали, замшу. Перчатки шили, тапочки, рукавицы. Мама перчатки вышивала, тапочки. Не на продажу – продавать некому… (ж 23 МК).

Ср. описание сегодняшней хозяйственной деятельности в Ламутском и Чуванском:

В Ламутском… картошку сажали. Сейчас сажают около домов, на участках, а совхозных полей нет. Но мало кто сажает, только начали – раньше ведь продукты были. Есть теплицы почти у всех. Охота есть: на уток охотятся только поселковые, я больше на крупную дичь, оленеводы вообще на мелочь не охотятся. Охотимся на лося, на дикого оленя, на зайцев, на куропаток. Рыбачат. Женщины рыбачат, дети. Кета, голец, форель. Ягоды тоже, как здесь. Все собирают (м 60 МК). В Чуванском сажают картошку, у нас была теплица и огород. Раньше не сажали, стали сажать только в 90-е годы, когда стало трудно жить… раньше ведь легко было, привозили и картошку, и капусту осенью, мы все покупали (ж 38 МК).