Русские старожилы Сибири: Социальные и символические аспекты самосознания

В 1930-е годы всех кулаков забрали и увезли в Анадырь. Зря их раскулачили. У них оленей было много, и трудились они добросовестно с утра до вечера. У одного хозяина было оленей больше, чем потом в целом колхозе (ж 18 МК).

Колхозы просуществовали до 1960 года. На смену им пришли совхозы, которые благополучно дотянули до распада СССР в 1991 году.

Колхоз преобразовали в совхоз в 1960 году, до этого было 5 колхозов: в Чуванском, в Ламутском, в Ерополе, в Старом Ерополе, после войны было еще поселение Чукотское, отсюда около 60 км. Затем начали переселять, вначале Осёлкино и другие мелкие поселки, Брагинское, Банное, Ягодное. Это были сначала поселения, потом они превратились в рыбалки, а потом и вообще просто в пристанища. Сначала Старый Еропол закрыли, потом и новый, жителей переселили в Чуванское, Ламутское и в Марково (м 48 МК).

Мы не собираемся здесь вдаваться в детали колхозно-совхозной политики. Единственное, что следует разъяснить читателю, не слишком хорошо знакомому с темой, – это принципиальную разницу между колхозом и совхозом. Несколько упрощая ситуацию, можно сказать, что люди, числящиеся в колхозе, фактически были на положении рабов. Они не имели документов и не могли переехать в другое место – без документов их попросту не приняли бы на работу и не прописали по месту жительства. За свой труд в колхозе они не получали денежного вознаграждения, всю продукцию они обязаны были сдавать в колхоз, оплата производилась трудоднями, т. е. предметами первой необходимости (прежде всего продуктами), причем эта «первая необходимость» иногда сводилась к такому минимуму, который позволял разве что не сразу умереть. В такой ситуации люди, естественно, вынуждены были красть у колхоза то, что им якобы не принадлежало, т. е. продукцию своего же собственного труда. Люди постоянно балансировали между двумя опасностями – умереть с голоду или быть пойманными на воровстве и получить многолетний тюремный срок. В годы Второй мировой войны нормы сдачи продукции увеличились, а прожиточный минимум, получаемый колхозниками, пропорционально уменьшился чуть ли не до нуля.

Ой, трудно жилось нам, конечно. Все туда шло, конечно. С продуктами трудно было. Г: Себе ничего не разрешалось оставить? Инф: Все высчитывали – рыба, пушнина, все вот это. Все было мягкое золото для фронта, для фронта. Я-то помню, конечно. Г: Мягкое золото – это пушнина? Инф: Пушнина. Рыбу тоже всю сдавали. Все работали. Теперь так не работают, как раньше трудились. Мы-то работали (ж 33 РУ).

Если говорить о военном времени, то не будет преувеличением сказать, что страдания людей, живущих, казалось бы, за тысячи километров от фронта, не уступали страданиям людей в Европейской части России. Приведем фрагмент из одного интервью, который говорит сам за себя и демонстрирует все стороны колхозно-совхозной жизни. Хотя наша информантка, рассказывающая о своем детстве и молодости, происходит из верховских старожилов, судьба ее типична для того времени: