Русские сумерки

– Теперь намного лучше, – сообщил, разглядывая остатки машины и помахивая монтировкой, как художник кисточкой.

Я отвернулся с кислой миной. А сам уже лихорадочно прикидывал: какой скутер можно купить, имея три штуки баксов? Наверняка круче, чем у Мишки!

– Идём! – хлопнул меня по плечу отец. – Вздумаешь опять отставать – привяжу верёвкой!

И двинулся назад через лопухи.

– Мы что, уже уходим? – удивился я.

– Хватит на сегодня.

Вышли из гаражного кооператива и размеренным шагом направились опять к семнадцатиэтажке. Отец молчал, а я всё раздумывал: если даже ведьмины глазки стоят уйму денег, то какова же цена невзрачной фиговины, которую он мне не доверил, а спрятал в карман?

Продавать он её не желает – это понятно. Но ведь что-то в ней есть, что-то особенное…

Я внимательно зыркнул на папину спину, обтянутую вылинявшей хэбэшной курткой.

И ведь не расскажет…

Будет темнить, пока не сочтёт нужным.

До сих пор основным нашим товаром, помимо заурядных тряпок и барахла, оставался серый мох. Все так его зовут, хотя, разумеется, никакой это не мох – бесформенные наросты, по виду и цвету – вроде пористой резины. С приятным миндальным запахом, со слабым наркотическим эффектом – но без привыкания, его заваривают вроде крепкого чая.

Говорят, что отвар особенно полезен при сумеречном синдроме. Может, и правда помогает, раз есть спрос. Тут трудно судить: у нас, вокруг Зоны, мало кто валяется с синдромом – самые чувствительные давно вымерли, а в Питере и Москве, говорят, ещё половина народу в лёжку лежит…

Было бы здорово, если б нашли лекарство.

Но, скорее всего, эффект от мха временный. Иначе бы его покупали не по двести баксов за килограмм, а платили б, как за бриллианты!

Хотя… Бог знает, за сколько его перепродают в столице.

Нам, в одну ходку, редко удаётся заработать на мхе больше трёхсот долларов. А слишком часто ходить в Зону нельзя – максимум пару раз в месяц. Вот и гребём всё ценное, что можно на себе утащить. Прошлый раз пёрли на себе стиральную машину. Малогабаритную – всего тридцать пять килограммов, чтоб ей пусто было!

Потом едва толканули за шестьдесят баксов…

Хорошо ещё, что конкуренция не очень большая. Папа рассказывал, года три назад, когда в стране начался бардак и армейское оцепление убрали с периметра, целые толпы хлынули в Зону. Они думали, что армейцы гонят туфту, нарочно рассказывают страшилки…

Тогда, в Первую ходку, из более пяти тысяч вернулось семнадцать человек. И те, кто мог говорить, поведали такое…

С тех пор количество желающих сильно поубавилось.

В основном народ топчется рядом с периметром. Пробавляется по мелочовке – окраины города подметают, как метлой. И лишь несколько десятков реальных трикстеров[1] уходят глубже…

Тут уж кто как умеет. Отец говорит, надо быть очень внимательным и быстро соображать. А любимое выражение Петровича: «Главное, словить фарт».

В первый раз он взял с собой отца около года назад. Через месяц после того, как не стало мамы…

А сейчас мы курсируем отдельно. Но все равно у Петровича, его напарника и моего папы что-то вроде артели – пересекаем периметр и возвращаемся вместе. Так легче отбиваться от бандитов, когда идёшь с товаром. Иногда вместе приходится выносить особо габаритный груз – например, пару месяцев назад по частям тащили движок «Лексуса». Толканули его заезжему москвичу, деньги честно поделили. Выручки хватило, чтоб затариться крупой и тушёнкой на целый год.

Но все равно, такого товара, как сегодня, у нас ещё не было!

– Чего молчишь? – прервал мои размышления отец.

Странно.

Он же сам учил: «Первое правило – помалкивать и смотреть по сторонам».

Правда, сейчас мы возвращаемся по известному маршруту. Но всё равно, тут, в Зоне, отец обычно краток и сух – если высказывается, то лишь по делу.

– Я не молчу. Я анализирую, – специально повторил одно из его любимых словечек.

Отец с интересом оглянулся:

– Что именно?

– Социально-экономическую обстановку.

– Даже так? – улыбка мелькнула на его лице.

А я твёрдо кивнул:

– Хреноватое место – Колядинск…

– Я тоже об этом думал, Глеб, – вздохнул он, мрачнея. – Тебе надо учиться в нормальной школе…

– Не в этом дело, – отмахнулся я. – Сам рассуди, торчим безвылазно в этой дыре. Рискуем жизнью. А скупщики берут всё за копейки. Натуральный грабёж!

– И что ты предлагаешь?

– Мы должны всё изменить!

– Да, – кивнул отец. – Как раз хотел об этом поговорить. Раз уж нам выпал такой шанс. Мы должны…

– Наладить нормальный сбыт! – подсказал я.

Он сердито кашлянул.

А я продолжил с ещё большим чувством:

– Зачем нам посредники, да, пап? Ведь мы и сами найдём покупателей! В Москве, Питере – полно клиентов…

– А может, сразу откроем элитный бутик?

Я озадаченно замолк.

Он что, подаёт бизнес-предложение? Или просто издевается?

Мы как раз пересекли центральную улицу Орехова. И теперь двигались вдоль покрытых пылью, но ещё ярких витрин. Внутрь лучше не заходить – если присмотреться, за стеклом различишь человеческие фигуры, будто вмороженные в куски льда. Это не манекены – сталкеры-самоучки с той, Первой ходки…