Русские сумерки. Клятва трикстера

– Конечно! – кивнул Андрюха и принюхался. – А поесть не найдется? – он важно уточнил: – Хотелось бы жареных трюфелей и баранины под земляничным соусом!

– Трюфелей?

– Да расслабься! Шучу, – хихикнул Демин, присаживаясь в кресло, и достал из кармана десятку баксов, – тащи, что есть. Мы заплатим!

…Тусклое сияние окутывает многоэтажку – сквозь этот муторный свет ее очертания размыты. Она колышется, как мираж. А вершина вообще скрыта белесой дымкой. И потому неясно, сколько этажей уходит к низким, свинцовым облакам.

Неясно, насколько тянется огромная трещина вдоль фундамента – дальняя сторона Призрачной Башни всегда затянута мглой.

Лишь изредка вспышки молний очерчивают ее силуэт. В эти мгновения угловатое здание бывшего офисного центра смахивает на огромную колонну, подпирающую небесный купол. И кажется, что она не была создана людьми, что она всегда была частью этого проклятого места.

Какого лешего мы здесь делаем?

На хрена маячим так близко к подрагивающему, будто живому, фасаду?

Пора уходить!

Я хватаю товарищей за плечи – и цепенею, как завороженный. Потому что ясно, как наяву, разбираю голоса – оттуда, из Призрачной Башни: «Не бойся, Глеб… Иди к нам!»

Холодный озноб ползет по спине. Я затыкаю уши, но голоса не умолкают. Никита и Равиль – это ведь их силуэты маячат там, в окне?

«Не бойся. Здесь так хорошо, тихо… Иди к нам, Глеб!»

Я хочу крикнуть. Хочу попросить прощения за то, что так и не смог их остановить.

Но им уже все равно, я знаю.

Они продолжают звать – безмятежными, не ведающими сомнений голосами.

А значит, остается только одно – я осознаю это с мучительной ясностью. И вслед за вожаком бригады делаю шаг – вперед, к фасаду Призрачной Башни…

…Не-е-т!!!

Вместо крика – глухой стон рвется из груди.

Вместо окутанной сиянием Башни – чернильно-плотная тьма…

Б-р-р-р! Холодно!

Почему так холодно и темно? Почему болят руки и невозможно ими толком шевельнуть? А голова гудит, будто колокол…

Мысли спутаны, как моток грязной бечевки. Сон и явь – перемешались, будто картинки из виртуального «шутера». Но я все же вылавливаю последнее реальное воспоминание: мы сидим за столом – расслабленные, веселые. Едим вкусный, горячий суп. Заедаем его настоящим сыром. Андрюха просит добавки, и высокий худой мужик ласково щурится: «Хорошо. Только надо подождать…»

А потом…

Что было потом?

Я вздрагиваю. И, наконец, осознаю, что лежу на чем-то жестком, холодном – кажется, на бетоне. Пытаюсь встать.

Не получается!

Что у меня с ногами?

И руки… Почему они так неудобно заведены за спину?

Я что… связан?!

– Андрюха-а!!! – сиплый неузнаваемый крик вырвался из глотки.

Рядом кто-то застонал.

Я дернулся, опять пытаясь подняться, – веревки на запястьях больно врезались в кожу.

– Глеб… – послышался из темноты слабый голос. – Это ты?

– Ага…

Какое-то движение слева. Я повернул голову. И уловил злое бормотание Сереги:

– Вот же хрень!

То есть мы все в сборе. Все трое – неизвестно где.

– Называется, поели супчика…

Что-то звякнуло рядом. И Андрюха хрипло матернулся:

– Гребаный мудак! На цепь меня посадил – я что, ему собака?! Вот же тварь!..

Я растерянно кашлянул, вспоминая тощую, смиренную физиономию хозяина. Все это не укладывалось в голове – будто нелепый розыгрыш. А Серега вдруг отчаянно заорал:

– Эй, помогите!!!

Неизвестно, кого он звал в мертвой деревне, за пару километров от ближайшего поселка. Но, так или иначе, нас услышали.

Вспыхнул свет – тусклая диодная лампочка, в тот миг показавшаяся ослепительно яркой. Я отчетливо увидел бетонный подвал высотой чуть меньше трех метров и около четырех – в длину и ширину. На стенах угадывались следы – вероятно, от стеллажей, на которых прежние хозяева хранили продуктовые запасы и всякое барахло.