И вот, всего через неделю после того нашего разговора я излагаю свой концепт императору, а тот внимательно меня слушает и кивает головой. Когда я закончил свою несколько сумбурную речь, Николай Павлович улыбнулся и сказал:
– Благодарю вас, Владимир Михайлович. Указ о создании Императорского Елагиноостровского университета я подпишу в самое ближайшее время. Надеюсь, что вы не откажетесь стать его ректором. Я предлагаю вам чин действительного статского советника – это 4-й класс Табели о рангах. Насчет средств на содержание этого университета мы поговорим отдельно. Я видел подготовленную вами смету и полагаю, что часть этой суммы можно будет взять из моих личных средств. А Дмитрий Николаевич, в свою очередь, предложил оплатить другую часть этой суммы из призовых денег, вырученных от продажи захваченного вашей эскадрой имущества неприятеля.
– Спасибо, ваше величество. И еще один вопрос – у меня есть список людей, которых мы хотели бы пригласить в наш университет. Естественно, если они будут согласны.
– Хорошо, Владимир Михайлович, я подумаю над тем, как сделать, чтобы мои подданные со всей серьезностью отнеслись к вашему предложению. Полагаю, что моя рекомендация поможет склонить как самих ученых, так и их начальство. Или, как в случае господина Столетова… – он еще раз посмотрел в список, – да, Столетова, его родителей. Кстати, как я слышал, старший брат Александра Столетова – Николай – сейчас находится в Севастополе. Он служит вольноопределяющимся в 10-й артиллерийской бригаде.
– Ваше величество, все-таки лучше оставить ученым свободу выбора. И намекнуть, что они получат такие знания, которых не дают ни в России, ни за границей. Не хочу, чтобы кто-нибудь шел к нам из-под палки.
– Вы правы, Владимир Михайлович. Кстати, мне очень понравился и предложенный герб университета. – И он достал лист бумаги, который я узрел в первый раз. Я с ужасом увидел, что на нем был изображен боевой слон с огромными острыми бивнями, зато в академической шапочке и с дипломом в хоботе, да еще и с несомненным портретным сходством с сами знаете кем… Причем в авторстве сомнения не было – это явно была рука моего старшего внука, Пашки. Не иначе как он подсунул это Кольцову. Эх, подумал я, надо было его в детстве пороть, а не баловать… Но пришлось промямлить:
– Благодарю вас, ваше величество.
– А скажите, Владимир Михайлович, – император вдруг с любопытством посмотрел на меня, – правда, что вы ходили к берегам Североамериканских Соединенных Штатов на огромном подводном корабле?
Удивившись тому, что Кольцову был известен и этот факт из моей биографии, я ответил:
– Да, ваше величество, правда. Только тогда я был молодым матросом, и ни Североамериканских Соединенных Штатов, ни даже Саргассова моря я не видел. В наших подводных лодках иллюминаторов, увы, не было. И ничего героического в моей службе тоже не произошло – ни единой медали я не заслужил, разве что два нагрудных знака «За дальний поход». Правда, во время этих двух вояжей я неплохо научился играть в шахматы…
Император улыбнулся:
– Я тоже люблю эту игру. Если вы не против, то я бы с удовольствием сыграл с вами пару партий – только где найти на это время? Владимир Михайлович, я распоряжусь, чтобы вас пропускали ко мне беспрепятственно. Думаю, что я еще не один раз буду иметь честь беседовать с вами. А пока прошу извинить – нам с Дмитрием Николаевичем нужно будет обсудить некоторые важные дела. Я велю флигель-адъютанту распорядиться, чтобы вас отвезли туда, куда вы хотите.
– Тогда, ваше величество, я отправлюсь на Елагин остров. Всего вам доброго…
Сделав последний стежок кривой иглой, я не удержался и чуть поклонился окну, через которое на нас смотрело четырнадцать пар глаз врачей-«хроноаборигенов». И вскоре, оставив пациентку под наблюдением Саши Ивановой, моего анестезиолога, мы с Николаем Ивановичем Пироговым отправились переодеться.
Почти три недели назад я познакомился с этим удивительным человеком и гениальным хирургом, который готовил команду врачей для южного театра военных действий. В том, что на Черном море вот-вот начнутся боевые действия, уверены были практически все. Ведь хоть новости в те времена и распространялись медленно, но про огромную англо-французскую флотилию в Черном море было известно еще в апреле. Наши отношения с Пироговым сложились с самого начала. Но, увы, когда он пригласил врачей из своей команды на встречу с Еленой Викторовной и со мной, то, увидев перед собой женщину и «молокососа» – это слово я слышал не раз в свой адрес – почти все врачи отнеслись к нам холодно. Кроме самого Пирогова о тайне нашего происхождения не знал никто, а видео о том, как я провожу операции, показывать было нельзя.