Русские своих не бросают

Тросы, удерживавшие «Ансат» на палубе, отцеплены, двигатель запущен, и мы поднимаемся в воздух. Сделав прощальный круг над караваном, вертолет берет курс на Оршу. Мы летим над бескрайними белорусскими лесами, почти родными – ведь мои предки по материнской стороны были родом из Белоруссии, только не отсюда, а южнее, из деревни Акшинки Гомельской области. В наше время это была уже бывшая деревня, которую после Чернобыля расселили, и то не сразу.

Игорь вдруг запел у меня под ухом: «Под крылом вертолета зачем-то поет зеленое море тайги». Ну, что тут поделаешь – он родом из Томска, не отличает тайгу от широколиственных лесов. Ну и, естественно, не «зачем-то», а «о чем-то». Но критиковать его я не стал – поет он так, что заслушаешься. Он мне как-то сказал, что мама хотела, чтобы он стал оперным певцом, а он ее огорчил и поступил в Сызранское училище, хотя его отец, сам летчик-истребитель со стажем, мечтал, чтобы сын пошел по его стопам. Тот, понятно, не был доволен, что Игорь стал вертолетчиком – у летчиков, летавших на «трубах», это почему-то считается вторым сортом.

Лететь было красиво – солнце стояло еще довольно высоко, а под нами виднелись леса, тут и там перерезанные извилистыми ленточками рек и речушек, а кое-где синели небольшие озера и ярко-зелеными пятнами выделялись болота. Перелет был совсем недолгий, где-то минут двадцать пять, и под нами показалась Орша. Я ожидал увидеть город, но то, что я увидел, было больше похоже на деревню-переросток: несколько каменных зданий в центре, а вокруг – избы, избы, избы… Вспомнилось, что в 1812 город сожгли французы, от чего он так и не оправился, да и в 1830–1831 годах, во время Польского мятежа, город сильно пострадал.

Но обрадовало то, что у одного из мостков на Днепре я увидел плашкоут, на палубе которого был намалеванный белой краской круг. Я облегченно вздохнул – наш небольшой перелет прошел вполне благополучно. Но, как оказалось, нам не удалось обойтись без приключений.

Игорь Шульгин, перестав любоваться видами белорусских лесов и полей и поглядывая на приближающуюся палубу плашкоута, вдруг насторожился, обернулся назад и жизнерадостно заржал:

– Я так и знал, что эта чертовка не отстанет от нас. Микола, поздравляю – у нас «заяц»!

Честно говоря, и я подозревал, что Ода способна отмочить нечто подобное. Но перед стартом у меня голова работала только в одном направлении – как нам поудачней взлететь. После того, как зареванная Ода скрылась с глаз моих, я перестал следить за ее передвижениями. И, как оказалось, напрасно. Вытерев слезы, эта безобразница незаметно пробралась в грузопассажирский отсек и спряталась под сложенными в нем коробками и тюками с имуществом. Она тихонечко, как мышка под веником, сидела там, ожидая, когда вертолет поднимется в воздух. Минут через двадцать полета Ода стала осторожно выбираться из-под коробок с сухпаем, ЗИПами и прочими нужными вещами. Когда вертолет резко пошел на снижение, непривычная к таким воздушным качелям Ода вскрикнула, чем и выдала себя. Бдительный Игорек услышал шум и «обрадовал» меня известием о нелегальном пассажире.

Мне хотелось после приземления сказать много «ласковых» слов своей красавице, и вряд ли их можно будет найти в словарях русского и шведского языков. В голове у меня промелькнули картинки, которые были похожи на иллюстрации к творчеству маркиза де Сада. Но я знал, что когда мы приземлимся, скорее всего, дело закончится моим укоризненным взглядом и ласковым поцелуем в ее румяную щечку. Ну, не умею я долго злиться.

А через две-три минуты нас уже встречали те из наших ребят, кого я отправил заранее в Оршу…

Часть 3. Тихо плещет волна…

9 (21) сентября 1854 года.

Северный Крым, у русла реки Чатырлык

Александр Хулиович Сан-Хуан,

капитан Гвардейского флотского экипажа

Я поглядывал по сторонам и мурлыкал себе под нос:

Степь да степь кругом,
Путь далек лежит,
В той степи глухой
Подыхал злой бритт…

Конечно, пока мы ни единого бритта в степи так и не увидели, ни злого, ни доброго. Но я абсолютно точно знал, что это «пока»…

Вскоре после нашего прибытия в Херсон, стоя на берегу Днепра, я увидел, как на противоположном его берегу что-то бликнуло. Это было не там, где выгружались солдаты генерала Хрулёва, а чуть в стороне, в прибрежных зарослях. Конечно, это мог быть блик от начищенной солдатской бляхи или от бутылочного стекла на месте банкета, устроенного господами офицерами. Но, по старой привычке, я брал такие подозрительные мелочи на заметку, зная, что в нашем деле мелочей не бывает.