Русские своих не бросают

Так вот. В последнее время там были убиты несколько поляков, которых, похоже, подозревали в работе на Россию. Двое из них и в самом деле были нашими агентами, остальные же к нам не имели никакого отношения. Убийц так и не поймали. Да и видно, что не очень-то их и искали, все-таки погибшие – поляки, а не французы. Но соседей пару местные сыщики опрашивали. Выяснилось, что те раза два видели незнакомых людей, впрочем, внешность этих людей никто толком описать так не смог.

Но вот что еще интересно. Несколько месяцев назад был убит некий польский поэт. Вирши его публиковались редко – в эмигрантские круги он хоть и был вхож, но редко там появлялся и в основном сидел дома с бутылкой, создавая свою нетленку. Заподозрить его в работе на нас мог только идиот. Но убили и его, причем признаки схожие – никто ничего не видел, никто ничего не знает, а застрелен был это рифмоплет выстрелом в голову.

Далее. Живет он – точнее, жил – на деньги, зарабатываемые его супругой и падчерицей – у них небольшое швейное ателье. А пасынок у него – некий Игнаций Качковский – поляк, родившийся во Франции, который принадлежал до недавнего времени к «Колу Польскому», кружку Людвика Мерославского. Год или два до убийства сей поэт выставил нашего Игнация за дверь самым наглым образом. А Качковский служил в армии чем-то вроде снайпера и был уволен в запас после ранения. Отец же его погиб в тридцать первом году под Остроленкой. Инфа, кстати, от сестры Качковского – одна из ее подруг входит в круг общения другой нашей агентессы.

Увы, выследить Качковского в Париже в данный момент мы не можем, людей там у нас нет, но подозреваю, он вполне может принадлежать к некой тайной польско-французской организации. И если добавить к этому то, что ты рассказал мне про де Козана, то, как мне кажется, все встает на свои места. Хотя, конечно, не факт, что это – те самые люди.

– А у тебя есть человек в окружении Наполеона-Жозефа?

– Правильно мыслишь. Есть, как же не быть – сам будущий император нас об этом и попросил. Это Евгений Ленцов, кстати, потомок эльзасца, Ойгена Ленца, служившего в армии Наполеона и осевшего в России после 1812 года. Женя хорошо говорит и по-французски, и по-немецки. Наполеон-Жозеф, увы, столь же пренебрегает своей безопасностью, как и Николай Павлович. Но наш Ленцов – парень неглупый. Я передам ему эту информацию, а там будем посмотреть.

Эпилог

31 октября (12 ноября) 1854 года.

Камыши у Галаца

Штабс-капитан Гвардейского Флотского экипажа

Домбровский Николай Максимович,

корреспондент «Голоса Эскадры»

За свою жизнь, я повидал не так уж мало широких рек – и Миссисипи, и Гудзон, и Сасквеханну, и Волгу, и Неву, и Эльбу, и Рону… Дунай у Галаца мне показался поуже большинства из них – шире разве что Рейн у Кельна. И голубым, как в вальсе Штрауса, он не был, скорее серым, как свинцовое небо над головой. Дождя, впрочем, пока еще не было, зато дул сильный ветер с Молдавской равнины, и поверхность реки покрылась полуметровыми волнами.

Мне вспомнилось, как мама когда-то давно учила меня танцевать вальс – она очень любила этот танец. И кружились мы с ней то под «Гастона» из мультика «Красавица и чудовище», то под «Осенний вальс». Но больше всего она любила чудесный вальс «Дунайские волны» на стихи Евгения Долматовского в исполнении Леонида Утесова. Она танцевала и тихо напевала красивым мелодичным голосом:

Видел, друзья, я Дунай голубой,
Занесен был туда я солдатской судьбой.
Я не слыхал этот вальс при луне,
Там нас ветер качал на дунайской волне.

Мамочка моя осталась в XXI веке… Последний раз я ее видел незадолго до отъезда в Россию, все такую же стройную и красивую, хоть и немного постаревшую… И в предпоследний день – папа был на работе, а мама взяла отгул – мы с ней, как в старые времена, кружились в этом вальсе. Если б я знал, что это будет в последний раз и мы с ней уже не встретимся…

А еще я никак не мог предположить, что военные ветры занесут меня на Дунай. Это – последний рубеж, отделяющий нас от врага. Как только стемнеет, начнется переправа войск на другой берег Дуная. Первая партия пойдет на лодках под веслами – по замыслу Хулиовича, турки ожидают нас не здесь, а севернее, у Орловки под Измаилом – именно там мы всячески обозначали свое присутствие. Мы специально держали в тех краях единственный наш вертолет – грозное оружие, которого так боялись турки.

Вот и сейчас на той стороне реки практически никого не видать – разве что конный патруль, рысцой идущий с юга на север, да пара-тройка рыбаков, удивших рыбу с берега – по агентурным сведениям, османы запретили местному населению плавать по Дунаю на лодках. А спрятаться с той стороны просто негде – кругом голая ровная степь…