Русские трагики конца XIX — начала XX вв.

Как только они начали гастроли в петербургском театре «Зимний Буфф», сразу изменился контингент зрителей. «Сластолюбивых старичков, виверов и легкомысленных дамочек сменили студенческая публика, чиновничество, курсистки»[92]. И в журнале говорилось: «Братья Адельгейм имеют свою публику. Публика эта особая, какая-то серьезная, пришедшая в театр не для забавы, а за делом. Уметь привлечь такую публику (сбор был полный), заставить ее чуть ли не благоговейно слушать доносящиеся со сцены горячее тирады — в этом несомненнная заслуга, искусство гастролеров»[93].

Спора нет, Адельгеймы отстояли далеко от современных театральных течений, не принимали участия в диспутах, не вели полемику на страницах газет. Они были, как тогда говорили, артистами старой школы. Но, вероятно, был прав В. А. Регинин, когда писал: «Зло смеются братья Адельгейм и над новыми течениями русской сцены, и над современной драматургией, и над актерами новейшей формации.

Шекспир, Шиллер, А. Толстой — каким лепетом младенца при раскате грома кажутся пьесы последних лет и модернизированное исполнение при сравнении с репертуаром и игрой братьев Адельгейм, закаливших себя в классических ролях великих авторов.

Кто их упрекнет в отсталости, в сценической косности, кто посмеет клеймить их консерваторами?»[94]

Братья Адельгейм не были великими артистами, но свой талант они использовали в полной мере. И еще одно обстоятельство: как гастролеры они выступали с самыми разными актерами, в разных коллективах. И далеко не все их партнеры удовлетворяли требованиям подлинной художественности. В годы своего успеха Адельгеймы обычно возили с собой одного — трех, реже четырех исполнителей, которым доверяли особенно ответственные роли. И, несмотря на все трудности разъездной работы, они неустанно работали со своими постоянными партнерами, как и с другими товарищами по сцене. Выдающийся артист Московского Художественного театра М. М. Тарханов с удовольствием вспоминал, как в молодости он гастролировал с Адельгеймами и какую они принесли ему пользу, как многому научили. Адельгеймы делали все, что только было в их силах, чтобы поднять художественный уровень провинциальных театров, и прежде всего актеров. Этим они принципиально отличались от подавляющего большинства гастролеров. Театр и актер являлись для них почти синонимами. Журналист говорил: «Не щеголяя «станиславщиной» в детальном воспроизведении среды, изображаемой данной пьесой, не поражая декорациями, типичными или вычурными, Адельгеймы довольствовались тем, что нашлось в стенах театра. Но зато срепетовка пьесы безукоризненна. Роли разучены и выполнены самым тщательным образом. Костюмы блещут красками, новизной. Игра без сучка и задоринки, особенно у самих директоров-гастролеров»[95].

Когда произошла Великая Октябрьская социалистическая революция, перед братьями Адельгейм естественно встал вопрос, что делать в новых условиях? Большие гастрольные гонорары и при этом спартанская жизнь способствовали тому, что оба брата владели достаточно большим состоянием.

Театральный предприниматель Чернов предложил организовать поездку за границу, даже на американский континент. Братья отлично владели немецким языком, могли на нем играть, значит, отъезд в Германию для них не составлял проблемы. Но они от поездки за пределы Родины решительно отказались. Наоборот, поняв, что на театр в новых условиях возлагается миссия культурного обслуживания широких народных масс, братья высоко оценили это стремление новой власти и охотно включились в работу по обслуживанию нового зрителя.

С 1918 по 1921 год они постоянно играли в красноармейских и рабочих клубах, выступали после митингов с отрывками из пьес на Ходынском поле. В 1920 году, по предложению А. В. Луначарского, выезжали на Юго-Западный фронт. Впоследствии Роберт Львович вспоминал, что ездили они «невзирая на наши годы и несмотря на то, что сыпной тиф был тогда в полном разгаре, и станции и города, как Козлов, Бутурлиновка, Хреновая, Калач и другие, переходили из рук в руки»[96]. Роберт Львович выступал также на Северном фронте.

В 1920 году братья решили отметить двадцатипятилетие совместной артистической деятельности. Но в связи с трудностями военного времени празднование юбилея было проведено в 1922 году, на сцене Театра музыкальной драмы (теперь в этом помещении играет Московский театр оперетты).

И снова продолжались гастроли по разным городам страны. Конечно, артисты старели, и ездить им становилось все труднее. И все же, когда в 1922 году они приехали в Ростов-на-Дону, критик писал: «Роберт Адельгейм в роли страстного, благородного певца («Казнь». — Ю. Д.) показал, что он еще способен одухотворить много лет назад раз и навсегда сделанную роль подлинным темпераментом и переживанием.

Эффектен и красив его Годда, пылкий и в то же время лирический испанский любовник, вызывающий в исполнении Роберта Адельгейма такой восторг у публики»[97].