Русские ушли

— Были, конечно, — признался профессор. — Иначе я сам не вынашивал бы в свое время мысль о побеге. Мне известно о девяти случаях. Восемь из них сопровождались мятежами. Мятеж — самое удобное время. Я не знаю, удалось ли этим людям выбраться с планеты. Может быть, они умерли от голода где-нибудь в горах. Но в колонию их не вернули. И еще один случай, который меня и вдохновил, поскольку поднять мятеж я не в состоянии, — это было бегство именно с планеты. К сожалению, мне неизвестны подробности.

— Жаль… — протянул Майкл. — Но у меня есть свой план. Если получится — рискнете убежать со мной?

Профессор долго молчал, жевал губами.

— Извини, Майк, нет. Дело не в том, что я не верю в твою удачу, хотя я в нее действительно не верю. И не в том, что я вряд ли переживу пытки в случае поимки.

И даже не в том, что я на что-то надеюсь, — я уже давно ни на что не надеюсь. Мне некуда бежать, Майк. И это та причина, которая заставила меня отказаться от побега в свое время.

Язык чесался расспросить старика, что там произошло… но Майкл и сам понимал: наверняка личное несчастье. Трудно предположить, что профессор отказался от своей идеи из-за гипотетической возлюбленной, внезапно выскочившей замуж за другого. Какие возлюбленные — в его-то годы! Но могло оказаться, что у него погибли дети… или родители… или даже верная собака.

— Смерть Шанка многому тебя научила, — отметил профессор. — Ты не пытаешься меня уговорить.

— Пожалуй, — согласился Майкл. С того дня минул месяц, и он вспоминал поступок бригадира без дрожи. — Я понял, что действовал не для него, а для себя.

— Вот именно. Я мог бы тебе сказать это, но подумал, что будет лучше, если ты почувствуешь это сам. Тебя толкал на увещевания пещерный страх когда-нибудь умереть. Люди слишком легко представляют себя на месте мертвеца. Смерть — это то, что напоминает нам о нашей подлинной слабости.

— Поэтому я сделал то, что должен был сделать для вас: предложил бежать вместе. Вы отказались. Не буду уламывать вас для себя.

Профессор улыбнулся:

— Да. Не надо. Лучше я прикрою твой побег здесь. Этого будет вполне достаточно, чтобы свести мои личные счеты с Железным Кутюрье.

— Хотите, чтобы я явился к нему и призвал к ответу? — Майкл не удержался от иронии.

— Отнюдь. — Профессор усмехнулся, и так, что Майклу стало не по себе. — Думаю, ему для инфаркта хватит известия, что ты бежал.

Майкл насторожился. Он никому не говорил, за что на самом деле угодил на каторгу. И даже не сознавался, что он — сын их общего мучителя. Но сейчас ему показалось, что профессору известно много больше, чем Майкл может предположить. Опять интуиция шалит? Она помалкивала год — с тех пор, как Майкл удрал со Ста Харь.

— Хотя… — сказал профессор. — Как тебя зовут? Майкл Гэбриэл или Гэбриэл Майкл?

— Первое.

— Уверен?

Майкл подавился растерянным смешком: — Ну да, я свои документы тыщу раз видел…

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул профессор. — Очень хорошо. Мне нравится твое предложение призвать Железного Кутюрье к ответу. Я подумаю, как это сделать.

Майкл не стал расспрашивать. «В сущности, — думал он, — я ничего не знаю о человеке, с которым пятую неделю живу в одной камере». Майкл старался не сходиться близко с временными соседями. У него не было и не могло быть общих интересов с остальными каторжниками. За год он запомнил имена товарищей по несчастью, но не более того. Стену отчуждения разбил Шанк. Хотя даже без «репетиции» нормального общения Майкл все равно почувствовал бы симпатию к профессору. Как ни крути, человек его круга.

О прошлом соседа Майкл почти не слышал. Профессор охотно делился воспоминаниями, связанными с первыми месяцами на каторге, но всего один раз, и то вскользь, заикнулся о том, чем занимался на воле. «Все мы — отрыжка империи Железного Кутюрье». Теперь получается, что у профессора личные счеты. И звучала за этими словами обида вовсе не на лишение свободы. Нет, тут крылось куда больше.

На барщине профессор обронил будто невзначай:

— Если не передумал говорить с Робертом — у Верхней Палаты тоже есть рабочая повинность. Конечно, не грибы. Их офис в упаковочном. Зайдешь за конвейер, там дверка, незаметная. Спросишь Роберта, скажешь, что нашел оброненный им в столовой платок.

— И где я его возьму, этот платок?

— Это пароль. Для охраны, чтоб не вмешивалась. Роберт знает, выйдет с тобой поговорить к отстойникам.

— Ага, — пробормотал Майкл. Тут до него дошло, как это Шанк ухитрился преодолеть все преграды на пути к Верхней Палате. — Шанку вы подсказали?

— Естественно.

У маленькой дверцы за конвейером скучал вертухай.

— Куда? — он даже не глядел на Майкла.

— К Роберту. Он платок потерял в столовой, а я нашел.

— Жди.

На секунду в открытой двери мелькнули блестящие столы, за которыми в удобных креслах сидели люди в белых халатах. Компьютеры, линкеры — у Майкла скулы свело от зависти. Но вертухай быстро прихлопнул врата в рай. Майкл на всякий случай отошел на два шага, состроил равнодушную маску.