Русские в Берлине. Сражения за столицу Третьего рейха и оккупация. 1945

«Приписанный к моему штабу дивизионный хирург. «Послушайте, товарищ полковник, – сказал он, – неизвестно, что вы можете подцепить от них. Сам лагерь и обитателей нужно сначала подвергнуть дезинфекции. Одному Богу известно, какие болезни могут быть у этих людей». Так я издали и наблюдал за тем, как некоторые из них подошли к маленькому пруду и пытались искупаться в нем. Другие, наоборот, шли к нам, крича «Klib, klib!». Наверно, они знали, что «khleb» – это хлеб по-русски. Моя дивизия принялась кормить всех этих гражданских; однако нам пришлось поставить две разных полевых кухни – так сильна была ненависть к немцам со стороны всех остальных».

Массы человеческих существ устремились навстречу русским по всем дорогам, ведущим на восток; это были передовые группы армии из 800 000 иностранных рабочих, мобилизованных для работ как в самом Берлине, так и в его окрестностях, которые не желали дожидаться конца сражения. Сам факт, что оказалось возможным, чтобы такие огромные массы людей могли свободно перемещаться по так называемой зоне боевых действий, совершенно отчетливо показывает, как в тот момент велись боевые действия.

Советский писатель Михаил Гус, прекрасно говорящий по-немецки и выглядящий как прибалтийский барон, исколесил весь театр боевых действий, записывая все, что видел.

«По дороге (пишет он) движется на запад плотный поток техники: это наши бронетанковые колонны. А навстречу им – огромные массы пешеходов с ручными тележками, тачками и изредка – с запряженными лошадьми повозками. Началось великое переселение народов из Берлина. В свежем утреннем воздухе, над многотысячными толпами развеваются флаги всех народов; здесь французские и бельгийские триколоры, флаги Голландии и Югославии, за ними итальянский и польский, еще один французский и так далее. Идут молодые люди и старики, женщины и дети. Несколько голландцев тащат доверху нагруженную повозку. На большинстве мужчин рабочие комбинезоны; один в пижаме, а кое-кто щеголяет в блестящих цилиндрах. Приближаясь к нам, они поют и танцуют. Связанная курица водружена на верх повозки, которую тащит французская семья. Маленькая девочка, сидящая на повозке, которую везут трое мужчин, держит на коленях огромную куклу. Итальянка несет маленькую собачку, тщательно завернутую в попонку. И еще я видел кошку в клетке для попугая»[30].

Никто не спешил, и это несмотря на тот факт, что, согласно Чуйкову, планы взятия Берлина «составлялись несколько поспешно». Советское командование запланировало наступление охватом с двух сторон. С одной стороны это осуществлял 1-й Белорусский фронт. В результате Берлин оказался блокированным с востока и севера, от Карлсхорста до Зименштадта, двумя танковыми и несколькими общевойсковыми армиями. 24 апреля, когда 28-й корпус 8-й гвардейской армии, сражающийся на левом фланге, соединился с передовыми частями 3-й гвардейской танковой армии 1-го Украинского фронта Конева[31], внутреннее кольцо охвата растянулось далеко на юг. Единственная брешь оставалась теперь только на западе.

Эта брешь также была закрыта, когда, после стремительного броска, армии Жукова соединились в Потсдаме с войсками Конева, наступающими с юга. 25 апреля, близ Кетцина, они пожали друг другу руки; капкан захлопнулся.

Изначально не планировалось, что армии Конева будут принимать какое-либо участие в штурме Берлина. Предполагалось, что Конев будет наступать южнее Берлина, в направлении Эльбы, прокладывая таким образом путь к знаменитой встрече советских и американских войск близ Торгау 25 апреля. Однако Сталина по-прежнему сильно раздражало медленное продвижение армий Жукова, и, не ставя маршала Жукова в известность, он приказал 1-му Украинскому фронту повернуть на север и принять участие во взятии Берлина[32]. Впервые эта новость дошла до Жукова с очередным сообщением – когда штабисты Чуйкова доложили о контакте с войсками Конева возле Шёнефельда, где сейчас расположен международный аэропорт Восточного Берлина.

Вечером 24 апреля на командном пункте Чуйкова зазвонил телефон. Не успел он произнести и слова, как властный и разъяренный голос Жукова проревел в трубку: «Кто сказал вам, что войска маршала Конева выдвигаются на Берлин?»

Чуйков ответил: «Товарищ маршал, сегодня, в 6:00 утра, части 28-го стрелкового корпуса вошли в соприкосновение с танками 3-й танковой армии товарища Рыбалко[33] неподалеку от летного поля Шёнефельд».

«Кто сказал? Кто доложил?»

«Командир корпуса, генерал Рыжов»[34].

Жуков не мог поверить своим ушам. И, поскольку он не мог поверить в это, приказал Чуйкову отправить надежных штабных офицеров «на несколько участков южнее Берлина» с приказом выяснить, какие из войск Конева наступают на столицу Германии. Другими словами, великий маршал проводил своего рода рекогносцировку внутри самой Красной армии. Только тогда Чуйкова озарило, что произошло на самом деле, – Сталин был так раздражен отсутствием серьезного прогресса у Жукова, что даже не побеспокоился посоветоваться с ним.