Русские в Сараево. Малоизвестные страницы печальной войны

Я собрал трофеи: три автомата Калашникова, популярного у всех противоборствующих сторон (здесь они были китайского, югославского, румынского производства), пять осколочных фанат натовского образца, четыре пистолета: «люггер», ТТ, ПМ и «вальтер». В моем распоряжении оказался и продуктовый набор, состоящий из десятка банок говяжьей тушенки, такого же количества пачек галет, а также, к моей радости, обнаружилось два десятка цилиндрических жестянок с концентрированным апельсиновым соком.

Я приготовил себе коктейль, смешав виски с соком. Выпил залпом, после чего обошел оставшиеся две квартиры на этаже. Там нужным трофеем оказались две канистры с водой. Пить-то ее, наверное, нельзя (черт знает, откуда она), но вполне можно использовать для умывания и оттирания грязи на моей форме.

4

Мне казалось, что я вечность нахожусь в этом треклятом доме. Посмотрел на часы. Они показывали пятнадцать минут десятого утра. То есть все началось не более пяти с небольшим часов назад. Время замерло, остановилось.

Как бы подать знак своим? Не высовываться же из окна и не махать руками в надежде, что кто-то заметит на противоположной стороне улицы? Если не сообразят сразу, то могут и пальнуть. Еще пули от соратников не хватало!

Но из этого злосчастного подъезда надо выбираться. Наверняка к этим усташам-пулеметчикам кто-нибудь заявится, смена какая-нибудь или проверка. Сколько их будет?

Я решил, что надо спешно перебираться в другой подъезд, лучше через чердак. Перебегать по тротуару из одного подъезда в другой — это было бы верхом глупости. Но не все так безнадежно. После выигранного боя я чувствовал себя увереннее. Глядишь, и выкарабкаюсь из этой передряги.

Из трофеев я взял один автомат, пистолеты и фанаты.

По натуре я человек не агрессивный. Предпочитаю, подобно восточным мудрецам, находить способы благополучно избегнуть схватки. Но не всегда это срабатывает.

Так, в период развала Советского Союза я, еще совсем молодой доктор, попал на учебу в Запорожский ГИДУВ (Государственный институт дальнейшего усовершенствования врачей). А так как после поездок на исторические фестивали и турниры по историческому фехтованию у меня появилось много хороших товарищей и друзей, часть которых проживала в Харькове, то каждые выходные я отправлялся туда. Всего-то четыре часа пути. Мои коллеги, прибывшие на специализацию, будучи в большинстве своем жителями Украины, в выходные разъезжались по домам. Мне же до моего Севера — тысячи километров. А сидеть в общежитии в одиночестве не хотелось.

И вот в один из дней я купил билеты до Харькова, но не слишком удачно: поезд прибывал достаточно поздно.

Игорь, которому я сообщил о приезде, предложил было встретить, но мне было неудобно поздно вечером дергать парня из дома, поэтому я отказался от помощи. Позднее выяснилось, что эта излишняя скромность привела к серьезным проблемам.

Лучше бы он меня встретил. Не нарвался бы на совсем не нужные мне приключения. Случилось так, что в поезде, проходившем через Харьков, меня узнали. Мужик, который ехал в одном со мной вагоне, видел меня по телевизору.

— Слушай, парень, а это не ты с компанией рыцарей недавно в Харьковском парке мечами махал? — напрямую спросил он.

— Было дело, — кивнул я.

— У-у! — завелся он, — здорово! Мне очень понравилось! Я всегда от рыцарей тащился! Когда-то кучу всяких романов перечитал!

— А ты знаешь, — теперь мне захотелось сказать нечто значительное, — что «рыцарь» — слово русское. На Западе рыцарей не было. У них были риттеры и кнайты. Это наши, то есть запорожские и донские, казаки использовали слово «рыцарь" или «лыцарь», а еще наши братья-славяне называли воинов рыкарями.

— Да ну? — удивился он.

Так слово за слово мы разговорились, выпили за украинско-российское братство. Предательское заседание глав республик в Беловежской Пуще состоялось вот только что, и мы еще никак не могли уразуметь, что уже живем разных государствах. Мы, как и многие молодые люди на всей территории Советского Союза, тогда уже переставшего существовать, этого не заметили и до конца не поняли. Не поняли, что нас отделили, растащили в разные государства.

И потом будут делать все, чтобы отучить нас дружить, общаться. Еще и поссорить захотят. Вот только Харьков все равно для нас, русских, своим останется, как и мы для него. Дружили и дружить будем.

Впрочем, когда мы общались в тот день в поезде, еще не было ни Верховной Рады, ни Государственной Думы. У нас был еще не расстрелянный из танков Верховный Совет.