Русские в Венеции! Истории про разные события и людей, которых объединила жемчужина Адриатики

На площади же Сан-Марко Петр Ильич кормил голубей, что садились ему на руки и плечи, иной раз затевая шумную драку за пропитание. Композитору очень нравился этот милый ритуал, проводимый им во время ежедневных прогулок по piazza San Marco, на которой всегда что-то происходило.

Например, тут за столиком кафе «Флориан» любил сидеть Сергей Дягилев, учтиво и по-барски приветствуя проходящих знакомых бархатным «buongiorno». Его воспитанник Серж Лифарь вспоминал, что, только попадая в Венецию, основатель «Русских сезонов» становился похож на дожа-венецианца, примеряя на себя знатный благородный образ, как любимый костюм.

Затем великого импресарио сменил Иосиф Бродский, выбирая для принятия напитков кафе «Лавена», что совсем рядом с переливающимися на закате мозаиками собора. Про базилику Бродский говорил в документальном фильме, снятом в 1990-е годы, «Прогулки с Бродским»: «…Сан-Марко – чрезвычайно византийское сооружение, на которое налеплена готика и все что угодно. Это все вполне оправданно, потому что торговые и политические отношения Венеции с Византией на протяжении трех веков были чрезвычайно интенсивными».

Съемки сохранили разговор Иосифа Александровича с другом Евгением Рейном под портиками трехсотлетнего «Флориана» в компании с горячительными граппой и коньяком, где речь зашла об истории заведения. Бродский проронил: «Вообще, Флориан был хозяин этого кафе. Поэтому можно говорить ”у Флориана” без всяких кавычек… Ну, это начало восемнадцатого века… самое старое кафе и, может быть, единственное сохранившееся. Декор совершенно феноменальный. Это надо посмотреть, между прочим… В этом кафе на протяжении последних двухсот с лишним лет сидели все: Мюссе, Жорж Санд, Шопен… я не знаю кто. Стендаль, и все как полагается. И кончается тем, что сидим в этом ”Флориане” мы. И это, конечно, полный упадок, потому что мы тут сидим. Через сто лет, если все это выдержит, а я думаю, что все еще выстоит, будут говорить, что вот во ”Флориане” сидели Рейн с Бродским».

Помимо них, гостями исторического кафе в разное время числились Казанова, Гёте, Шелли, лорд Байрон, Пруст, Бальзак, Александр Дюма, Эрнест Хемингуэй, Штраус, Катрин Денёв, Франсуа Миттеран, Игорь Стравинский, Мстислав Ростропович… Они заказывали напитки, любовались интерьерами и смотрели через большие окна на главную площадь, столь любимую венецианцами, – Сан-Марко.

По ней много гулял Федор Михайлович Достоевский, давно мечтавший о Венеции и грезивший блистательным детищем Адриатического моря. Серениссима вызванными восторгами заставила и его самого, и его супругу потерять чувство времени и даже забыть любимый швейцарский веер Анны Григорьевны в храме, посвященном Марку евангелисту.

Сраженная красотой, пара не сходила с площади Сан-Марко все дни, что провела в лагуне. Увлекали строгие Прокурации, многочисленные кафе, Часовая башня с золотыми звездами на ультрамариновом синем под надзором неизменного крылатого льва, застывшая квадрига [6] константинопольских лошадей, триумфально выставленная напоказ на фасаде базилики, громада Дворца дожей, где Федор Михайлович отметил невероятную красоту потолка, созданного в эпоху Возрождения лучшими творцами республики. Особенно запала в душу Достоевскому тонущая в роскоши базилика Сан-Марко – ее волнующий полумрак, узорчатый ковер под ногами, смотрящие в вечность византийские лики и всполохи золота на округлых поверхностях стен. Писатель часами рассматривал арабско-готическую архитектуру, любовно удочеренную Венецией у Востока и Запада, разноцветные драгоценные камни, безмолвные статуи и украшающие стены гладкие блестящие сюжеты.

Также в соборе любил бывать Петр Вяземский – поэт, публицист, венецианские стихи которого весьма ценил Иосиф Бродский. Он скрывался в золотом мраке каменной прохлады от плавящей воздух летней жары, совмещая это с любованиями несметными богатствами, накопленными за века. Увиденное в ставшем любимым городе отразилось в стихотворении «Венеция» (1853 год), где мелькает и главный архитектурный ансамбль:

…Дай им волю – и в Сан-Марко
Впишут, не жалея стен,
Святотатственно и марко
Длинный ряд своих имен.

Если ж при ночном светиле

Окуется серебром
Базилика, Кампаниле
И дворец, почивший сном,
И крылатый лев заблещет,
И спросонья, при луне,
Он крылами затрепещет,
Мчась в воздушной тишине,

И весь этот край лагунный,

Весь волшебный этот мир
Облечется ночью лунной
В злато, жемчуг и сапфир;
Пред картиной этой чудной
Цепенеют глаз и ум —
И, тревоги многолюдной
Позабыв поток и шум,

Ты душой уединишься!..