Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода)

Тут мне хочется привести одно курицынское кощунство. Он где-то написал, что Бродский умер вовремя. Не умри он, ему бы оставалось на выбор: или становиться признанным отечественным классиком, госпоэтом, или снова уходить в маргиналы. А ни того ни другого ему не хотелось. Курицын приводит точные слова Пригова: Бродский был великим поэтом в эпоху, когда великая поэзия больше невозможна. Мысль у Курицына тут та, что если человек, поэт, художник не способен или не хочет кривляться на тусовке, то места в культуре ему вроде бы уже и нет. Вот это и есть постмодернизм: существует только то, что явлено, видимо, осязаемо, телесно воплощено, что можно не только прочитать или увидеть, но и, так сказать, пощупать. Тусовка - это и есть нынешняя русская эстетическая форма. Главное в поэте - не стихи его, а тело и способы его вращения. Постмодернизм выявил в Евтушенко истинную его сущность - балерины. (Так когда-то, еще в сталинские времена, называли вратаря ленинградского "Динамо" Виктора Набутова. Вратарем он был так себе, но потом стал прекрасным спортивным комментатором и в этом качестве любимцем публики. )

Мне вспоминается по этому поводу одно старое высказывание Юрия Тынянова. Напомнив, что лучшие духи фиксируются на кишечных отбросах кашалота, Тынянов сказал, что современные поэты выдают за стихи - за духи - эти самые отбросы. Как видим, процесс не сегодня начался: те же футуристы, раскрашивавшие рожи, - уже давно прошедшее. Но сейчас этот процесс пришел к самосознанию. И понятно почему.

И тут мы выходим за рамки эстетики постмодернизма к чему-то явно большему и важнейшему. Этот культурный стиль - этот вот Большой Рынок, базар и позор (позор - от слова зреть, глядеть, глазеть) - называется по-другому демократией. Еще одна цитата из Курицына:

Постмодернизм - культура добрая, милосердная, теплая: не выбирает брезгливо, что эпопеи и поэмы - литература, а стишок на пейджере - не литература. Дескать, белые люди - люди, а всякие чучмеки - нелюди. Что письменность, то и литература.

Это, если угодно, - политическая корректность у Курицына. Как он сам где-то говорит, правильное ничуть не правильнее неправильного. Курицын - демократ, настоящий, инстинктивный, бессознательный. Нутряной, по-другому, хотя понятие нутра вроде бы не должно существовать в эпоху симулякров.

Когда пытаются говорить о смерти постмодернизма, делают одну ошибку: о нем говорят исключительно как об эстетической теории и практике. Между тем это понятие много шире: это мироощущение современности, стиль демократии. Вот в этом смысле я и сказал о нутряном демократизме Курицына. Нельзя отделить эстетику эпохи от прочих ее содержаний, всё это существует в стилистическом единстве. Если этого не понимают, то к чему тогда переиздавали Шпенглера? А стиль демократии - это и есть симулякры. Это шоу. Нет хлеба (в России, допустим, нет), так давайте зрелищ. А если хлеба вдосталь, как в Америке, так тем более требуются зрелища.

У Курицына есть статья о художнике (приходится употреблять это слово) Олеге Кулике, изображающем собой собаку. Статья его называется "Воля Куликова" - явная отсылка к Блокову "Полю Куликову". Так проходит слава мира: героизм и трагедии русской истории сменились даже и не фарсом, а черт знает чем. Кулик это не фарс, это абсурд. Но вот Курицын доказывает - и ловко доказывает, - что тут есть глубокое содержание. Он увидел - и нам показал - сродство куликовских эскапад с приемами демократической политики. Конечно, смешно говорить о конкретных политических планах Кулика: он играет, но в игре моделирует политика и политику нынешнего времени. Процитирую кое-что из "Куликовой воли":

Если возможно вычленить имидж Кулика вне конкретной до болезненности телесности его операций, мы получим имидж, пользующийся конкретной популярностью у очень большой части избирателей: сильный мужик, умеющий пахать... Кулик имеет шансы на политический успех еще и потому, что хорошо чувствует контекст: умеет сделать нужный жест в нужном месте и в нужное время. Дело ведь не в идеях, а в умении их должным образом упаковывать... Помимо того, что внутренняя динамика художественного процесса привела к необходимости политической игры, и сама политическая реальность взыскует нового типа политика: саморазоблачающегося манипулятора. Что - как бы пусть в негативе - внятно продемонстрировали Мавроди и Жириновский... Местное политическое пространство по-прежнему остается в тревожном неведении относительно того, что политика - это набор чистых манипуляций, симуляционная деятельность множества групп, решающих исключительно собственные материальные и имиджевые проблемы (других интересов толком нет). ... Появление на политической арене партии откровенно и подчеркнуто манипуляционного толка (очень кстати на голове у Кулика рОжки) позволит российскому обществу осмыслить онтологически спекулятивный характер этой деятельности вообще, а русской политике придаст необходимый мотив игровой шизофрении.