Русские земли глазами современников и потомков (XII-XIVвв.). Курс лекций

Исследователи давно обратили внимание на сходство начальной части (до слов: проидоша бо ти Таурмению всю страну Куманьску и придоша близ Руси, идеже зовется вал Половечскыи) летописных статей Лаврентьевской и Новгородской первой летописей, посвященных описанию битвы на Калке[171]. Речь в ней (как и в уже известной нам истории с половцами) идет, в первую очередь, о происхождении татар в контексте эсхатологической этнографии Мефодия Патарского. Кстати, здесь же сообщается об избиении татарами множества безбожных половцев.

Причины такого совпадения могут быть самые разные.

Прежде всего, напрашивается вывод об общем источнике. В качестве такового А. А. Шахматов называл гипотетический По-лихрон начала XIV в.[172] (реальность существования которого другими исследователями была подвергнута сомнению). В. Л. Комарович полагал, что наиболее обстоятельный рассказ о первом нашествии татар на Русскую землю и битве на Калке был составлен в Рязани. По мнению исследователя, текст, наиболее близкий к его первоначальному виду, читается в Новгородской первой летописи,

«…которая из старшего рязанского свода извлекла версию, еще не подвергшуюся ростовской переработке, какую находим в Лавр.»[173].

Практически этот же вывод повторил Д. С. Лихачев. Отметив отсутствие в данной части Новгородской первой летописи следов ростовского и владимиро-суздальского летописания и не исключив при этом влияния рязанского источника, он предположил, что совпадения могли быть результатом обращения к гипотетическому Летописцу Переяславля Русского. При этом подчеркивалось, что рассказ Новгородской первой летописи

«…более полный и лучше сохранился, чем подвергшийся значительному сокращению в Ростове рассказ Лавр.»

Здесь, по мнению исследователя,

«…мы имеем наиболее полную и точную передачу впечатлений южнорусского летописца, работавшего между 1223 и 1228 гг.»[174].

Рассуждая об указанных совпадениях, Я. С. Лурье писал:

«…Видимо, общий источник Лавр. и Новгородской I не был новгородским… Может быть, это, действительно, следы рязанского летописания, которые искал В. Л. Комарович?»

И добавлял:

«…Очевидно, что при недостатке данных вопрос об этом дополнительном источнике остается пока открытым»[175].

С другой стороны, общий отрывок может являться более поздней вставкой. В свое время И. У. Будовниц высказал предположение, что

«…вводное рассуждение о татарах как о народе, предвещающем…конец мира, было вставлено во владимирскую [Лаврентьевскую] и новгородскую [первую] летописи значительно позднее битвы на Калке, когда и северная Русь сделалась добычей кровожадных завоевателей. Ибо о каком…конце света может быть речь в 1223 г., когда произошел всего лишь обыкновенный набег… [Вскоре] все успокоились, причем высказывалось даже удовлетворение, что их [татар] руками были поражены…безбожные половцы»[176].

Следует обратить внимание, что это едва ли не единственный исследователь, подчеркнувший, что в отрывке идет речь именно о Конце Света. Другой вопрос, что он не считал возможным отнести появление эсхатологически окрашенного текста к периоду до Батыева нашествия. Однако в данном случае И. У. Будовниц, видимо, просто высказывал общепринятое представление о том, что и когда могло быть, а чего быть не могло без специального анализа, так сказать, духа текстов, современных самому событию или достаточно близких ему по времени.

Как бы то ни было, сравнение интересующей нас повести в Лаврентьевской и Новгородской первой летописях дает некоторые основания для относительной датировки текстов. В статье 6731/1223 г. Лаврентьевской летописи сообщается о сохранении Божьим промыслом князя Василька Константиновича от зла (так характеризуется битва, в которой он не принял участия). Трудно предположить, что в подобном тоне мог писать человек, знавший о гибели князя от рук поганых в 1237 г. Поэтому, скорее всего, лаврентьевский отрывок о происхождении татар появился до нашествия Батыя. До 1237 г. попал в один из сводов, предшествовавших Лаврентьевской летописи, и рассказ о битве на Калке. До этой даты он был вставлен и в Новгородскую первую летопись. Результатом подобных рассуждений стал вывод В. Н. Рудакова: