Русские женщины (47 рассказов о женщинах)

— Хороший вопрос! Действительно, не миф ли это вообще? Любой человек — продукт социума и Бога. Бог у всех един, социум разный — вот и всё. Так что никакой русской женщины не только нет, но и не было!

— Если так рассуждать, — улыбнулась жена, — то никого нет. Ни русских, ни арабов, ни белых, ни чёрных. Можно дойти до того, что и деление на мужчин и женщин — условное.

— В какой-то степени да, между прочим.

— Понимаю. Через час приходи.

— Ладно.

Н. чувствовал себя нехорошо, в нём болезненно кукожились разочарование, неудовлетворённость и обида. Обида и на себя, и на женщин.

«Русские мужчины» — небось такой сборник никто не вздумает составить.

Н. проверил: пошарил в Интернете. Да, нет такого сборника.

Зачем же тогда выделять женщин? Это их, если подумать, даже унижает. Бианки, рассказы о животных, Миклухо-Маклай, рассказы о папуасах, ВВС, прогулки с динозаврами, Неизвестный Автор, рассказы о женщинах!

Он раздражённо ел пирог с рыбой и сердито говорил:

— Есть только две темы: любовь и смерть, остальное от лукавого! И даже одна: выбор. Вечный выбор — и у людей, и у кошечек-собачек, и у птичек. Куда полететь, что поклевать, с кем спариться и гнездо свить!

Он был сердит ещё и потому, что понял: ему хотелось всё-таки пирога с капустой и яйцами. Рыбная начинка была вполне ничего себе, но язык и нёбо, приняв на себя первый кусок, так ощутимо огорчились, тут же вообразив себе нежный яично-капустный вкус, что собственная слюна показалась Н. горькой. Но он не хотел говорить об этом жене и расстраивать её, изливался в другом.

— И наверняка половина рассказов будут о том, как русская женщина преодолевает тяжкую русскую долю и в этом её высшее русское предназначение! Типа я и лошадь, я и бык, я и баба и мужик! А вторая половина — о бабьей самоотверженной любви к неблагодарным мужьям и детям! Надоело! Самое правильное — написать рассказ о том, как сидит какой-то там писатель и вымучивает рассказ, но написать его не может! Потому что — никому не надо!

— Отличная идея! — сказала жена.

— Ты серьёзно?

— Почему нет?

— Ты издеваешься? Люди будут стараться, что-то сочинять, потом и кровью, всем сердцем, а тут умник: да фигня это всё, что вы делаете! Кем я буду выглядеть?

— Свободным и наглым. Сам говорил: творец должен быть свободным и наглым.

— Как для тебя всё просто! — вскипел Н. — Завидую, честное слово! Вот, кстати, в чём главное отличие женщин от мужчин: для вас всё просто! Я в Википедию статью напишу. Или две. Первая: мужчина — гомо сапиенс, у которого на всё есть вопросы. Женщина — гомо сапиенс, у которого на всё есть ответы!

— Лихо. На статью не тянет, но формулировки хорошие. Правда, извини, не скажешь, что очень ново. Инь и ян, давно придумано. Стихия вопрошающая и стихия отвечающая.

— Кто бы сомневался!

— Тебе пирог не нравится?

— Да! Извини. Я с капустой и яйцами хотел.

— Но я же предложила…

— Ты бы слышала, как ты предложила! Вот, между прочим, ещё одно ваше отличие, самое существенное: когда вы что-то предлагаете, вы фантастическим образом умеете намекнуть, что именно вы хотите, чтобы выбрали!

— А мужчины не умеют?

— Нет! Мы простодушнее и доверчивей! Кофе есть?

— Опять растворимый?

— Когда это я после обеда растворимый кофе пил?

— Через раз.

— Ладно. Я капризный, я самодур, прости, заел твою жизнь! Спасибо, было очень вкусно!

Поднявшись наверх, Н. открыл заветную дверку, выбрал бутылку, налил, выпил, сел в кресло — подальше от стола с компьютером. Глядел на бледное небо за окном, и это небо, где облачность была растворена, как молоко в воде, тревожила, несмотря на разлившееся в груди тепло, — тем уже тревожила, что взгляду не за что было зацепиться; а там, за этим ближним серым небом, было небо дальнее, синее, а за синим, если подумать о космосе, совсем далёкое, чёрное и неживое. И Н. вдруг всем собой, от пяток до темечка, по которому пробежались морозные мурашки, ощутил безнадёжность и бездонность этого мёртвого пространства: оно, если подумать, совсем рядышком. Где там стратосфера у нас кончается, километрах в тридцати, что ли, от Земли? Ближе, чем от дома до Москвы! А потом что, сразу вакуум или что-то переходное? Не помню, вернее, не знаю, — ухвативший, как и многое другое, верхи от разных наук и ни в чём не разбирающийся досконально, кроме как в словах, — да и те сегодня подвели!

Н. стало страшно. Какой, к чёрту, выбор, подумал он, если всё наперед определено и назначено? Как космос. Мы прейдём, он останется, тупо моргая чёрными дырами.

Но, казалось, именно там, в безликом сером небе, таилось то, что можно, можно, можно и нужно выразить словами, — но сперва хотя бы приблизительно поняв, что это.

Устав так, будто весь день тяжело работал, Н. поднялся, опираясь на ручки кресла, медленно, шаркая (и ему даже понравилось старчески шаркать!) подошёл к дверке, открыл и неторопливо выпил, а потом выпил ещё.