Русские женщины (47 рассказов о женщинах)

Р. S. Не ищи его. Он профессионал.

Да и зачем искать?»

Катя выронила мобильник, розовый чехольчик отлетел в сторону. Старичок в бахилах бодро, по-молодецки, подскочил, поднял и телефон, и чехольчик, протянул ей:

— Пожалуйста… Девушка, с вами всё в порядке? Эй! Девушка?

Она взяла трубку с чехлом, не глядя бросила в сумку. Минут десять просто сидела и смотрела в одну точку.

Наверно, те, кто видел её сейчас со стороны, посчитали бы, что у неё кто-то умер.

Правильно бы посчитали. Умер.

И как теперь жить?

Она даже не плакала. Это всё потом. Сейчас полнейшее опустошение.

Поднялась, вышла из больницы, оставив на скамеечке пакет с вещами…

— Девушка, вы забыли…

Она ничего не видела. И никого. Просто шла по инерции вперёд, словно заведённая кукла со стеклянными глазами. Отличие в том, что у куклы есть моторчик. У Кати не было. У неё уже ничего не было.

И она не знала, куда идёт. Ей просто хотелось отсюда уйти. Куда-нибудь, где нет дорогих подруг и дешёвых недругов. Где вообще никого нет! И ничего!

…Даже музыки…

А она опять звучит в голове. Словно нарочно…

«Санрайз, санрайз…»

Замолчи, Нора! Я не хочу!!!

«Сюрпрайз, сюрпрайз…»

Заткнись!!!

— Мама, смотри! Тётенька поёт!

Катя замерла. Песня продолжала звучать. И, судя по репликам прохожих, её слышала не только она.

…Певица стояла в глубине больничного двора, в том самом месте, где вчера Гена обнял Катю. Та, из ресторана. Сегодня на ней был красный плащик и красные сапожки. Гитарист сидел на складном стульчике. Теперь им подыгрывали толстый клавишник и перкуссионист-кавказец, стоявшие сзади. Причём клавишник играл одной рукой. Господи! Да это же… Это же те хулиганы, что напали на них у Инженерного замка!

Девушка пела в микрофон, небольшая колонка усиливала звук, и песню можно было услышать даже с шумного проспекта.

Больные распахнули окна и столпились возле окон, а бдительные сёстры кричали, что на территории больницы запрещено шуметь.

«Сюрпайз, сюрпрайз…»

«Его встретила какая-то девушка… В красном плаще…»

Катя очнулась, развернулась и побежала к музыкантам.

Певица улыбнулась, увидев её, и помахала рукой. Гитарист тоже дружелюбно покивал. И «хулиганы» тоже улыбнулись.

Она остановилась в паре шагов от них.

«Не ищи его… Он профессионал…»

— Девушка… Вы забыли снять бахилы…

Катя резко обернулась.

…Гена стоял на дорожке, опираясь одной рукой на костыль. В другой руке держал огромный букет белых гербер.

— Привет… Мне пришлось уйти пораньше, подготовить сюрприз… Ты, наверно, решила, что я сбежал? Извини, если пришлось поволноваться.

— Зачем? Всё это? Кто они?..

— Дело в том… Я хотел тебе кое в чём признаться… Надеюсь, в их присутствии ты не дашь мне в морду…

Катя опустилась на скамеечку:

— Дурак… Никогда больше так не делай.

* * *

Накануне вечером

— Алина… Вот твой аванс… Будем считать, что между нами не было никакого договора.

— Не поняла… Гена, какие-то проблемы? Что значит «никакого договора»?

— Задача оказалась невыполнимой. Извини.

— Почему?! Всё же идёт по плану!

— Не совсем… До свидания… Мне пора на осмотр.

Он неуклюже развернулся на костылях и поковылял в палату.

— Погоди! Ты ей всё расскажешь?

— Да… Завтра… После выписки, — не поворачиваясь, ответил он.

— И всё-таки, Ген? Что случилось?!

Он остановился, затем так же неуклюже развернулся и посмотрел на собеседницу:

— Хочешь совет? Найди себе кого-нибудь… Только не устраивай никаких комбинаций… Они не помогут… Потому что это в чистом виде Божий промысел.

«Или не Божий», — добавил он про себя и скрылся за дверью палаты.

Наталья Ключарёва Мастерица

Блаженны безымянные творцы узоров, сплетающие нити судьбы, ткущие полотно жизни, где всё повторяется, как припев бесконечной песни, но каждый раз по-своему, на новый лад.

Где всё неповторимо.

Блаженно ваше безликое вольное племя, уходящее корнями за край времён, в тридевятое царство, где все растворяются во всех, где каждый поворот руки прошёл сквозь толщу поколений и повторяет движения праматерей.

Блаженны ваши цветы и звери, львы рыкающие, полканы, тянитолкаи, кони-цапли на тонких ногах. Блаженны круги и перекрестья, листья и капли, ягоды и лучи.

Цветите, растите, будьте. Пойте нашу общую, нашу всегдашнюю песнь.

* * *

У Лукерьи на двери, на старой, высушенной солнцем многих лет, выбеленной снегом многих зим доске, василёк-растрёпка расцвел. Чтобы в дом войти, надо с цветком поздороваться. Почешешь его мизинцем под подбородок, он и рад: листьями плещет, хохочет — того и гляди сорвётся с места и поскачет, брыкаясь, в чистое поле, как несмышлёный телок.

Лукерья порой нарочно свой цветок расщекочет и выпустит — пусть проветрится. Бывает, тот домой и не вернётся. Ни к ночи, ни через день.

Тогда Лукерья разводит краску в яичном желтке и новый рисует, краше прежнего. А на беглеца не обижается, только вздохнёт иногда: как он там на вольной воле, всё ли ладно, всего ли довольно?

Случается, пойдёт Лукерья в лес за крапивой или на луг — зверобой с полынью собирать, и встретит своё чадушко — одичавшее, обветренное, очень довольное.