Русские женщины (47 рассказов о женщинах)

Кроме нас, в магазине была ещё одна продавщица, пожилая тётка в очках, — в другом конце зала — и два пацана-школьника у витрины канцтоваров.

— А куда ты поступала?

— В МГПИ. Московский государственный педагогический институт.

— Не прошла по конкурсу?

Оля кивнула.

— Я слышал, что можно было с теми оценками поступить в наш «пед»…

Оля пожала плечами:

— Может быть. Я про это даже не думала…

— На будущий год снова будешь поступать?

К кассе подошли малые.

— Два синих стержня, коротких, — сказал один.

Оля поднялась, пошла к витрине канцтоваров. На ней были вытертые джинсы «Montana» и чёрный свитер. Пожилая продавщица посмотрела на меня.

Пацаны заплатили за стержни, ушли.

Я спросил:

— Тебе нравится здесь работать?

Оля улыбнулась, тряхнула головой:

— Но книги получается покупать, которые в дефиците. Я почти всю первую зарплату потратила на книги… Купила Булгакова, Марину Цветаеву…

В магазин зашёл дядька в шляпе, с дипломатом, пошёл к полкам с надписью «Замежная лiтаратура».

— Ну, я пойду, наверно…

— Пока.

— Пока.

* * *

Через неделю я долго шатался по центру после УПК, пришёл к «Свiтанку» перед закрытием — без пятнадцати восемь. Я пошёл не в магазин, а на остановку рядом. Попросил у пацана в аляске сигарету. Он протянул пачку «Орбиты». Я взял одну, прикурил у него, затянулся. Последний раз я курил ещё летом.

Что, если Олю после работы встречает пацан? Какой-нибудь центровой, на машине?

Я бросил бычок на заплёванный асфальт, затоптал. Подъехал троллейбус «пятёрка». Открылись двери. Вышли люди, зашли другие. Троллейбус отъехал. К пацану в аляске подошёл ещё один. Они пожали руки, оба глянули на меня, ничего не сказали.

В магазине погас свет. Я быстрым шагом пошёл во двор дома.

Из служебного входа вышли Оля и ещё одна продавщица — но не та, что была в прошлый раз. Их никто не встречал. Продавщица закрыла дверь, вставила ключ в висячий замок. Оля кивнула продавщице, пошла к углу дома. Заметила меня.

Я сказал:

— Привет. Можно тебя проводить?

Оля едва заметно улыбнулась:

— Привет. В принципе, можно…

Мы перешли проспект Мира. Подошла битком набитая «пятёрка». Я спросил:

— Поедем?

Оля кивнула.

Мы зашли в заднюю дверь, и нас сразу оттеснили друг от друга.

— Вот мой дом. — Оля кивнула на новую многоподъездную девятиэтажку.

На остановке сидели три пацана лет по семнадцать — среднего роста, коротко стриженных. Наверно, с этого района, со Шмидта.

— Закурить есть? — спросил один.

Я не поверил, что он на меня залупается. Если пацан гулял с девушкой, на него обычно не залупались, даже в чужом районе.

Я сказал:

— Нет.

— Тогда дай на пиво. А то всё будет плохо.

У меня были деньги: три с мелочью. И я мог бы отдать им этот трюльник. И они отвязались бы. Но я не отдал. Я сказал:

— Хуй тебе.

Кулак въехал мне в нос, я упал, успев выставить локти и втянуть голову в плечи. Пацаны подскочили, готовые отработать меня ногами.

Оля крикнула:

— Не трогайте его!

— А что такое, коза? — спросил тот, который ударил меня. — Хочешь нам что-то сказать? Или, может, ты хочешь с нами пойти? — Он улыбнулся.

— Если сегодня всё будет плохо для нас, вы сами об этом пожалеете.

— Чего это мы пожалеем?

— Мало ли что? Всякое ведь бывает, всякие ситуации.

— Не, слушай, ты, вообще, с какого района?

— С этого. И я в нём некоторых знаю. Например, Иванчика.

— А ты не пиздишь?

— Я даже могу тебе сказать, где он сейчас. Сидит с пацанами в «Туристе». Я сейчас иду в таксофон, набираю номер «Туриста» и прошу, чтобы его позвали. Тебе рассказать, что будет дальше?

— Ладно, идите. — Пацан несильно ткнул меня в бок грязным ботинком. — А ты скажи своей бабе спасибо, а то мы бы тебя… Ну, ты понял.

Я поднялся с грязного асфальта, отряхнул рукой джинсы и куртку.

Мы с Олей перешли улицу на переходе. Я достал из кармана мятый платок, высморкал сопли с кровью, потрогал нос — вроде не сломан.

Оля спросила:

— Ты как?

— Нормально. А кто такой этот Иванчик?

— Какой-то «старый» пацан со Шмидта. Я его в жизни ни разу не видела, слышала только кличку… И про «Турист» придумала на ходу — знаю, что Шмидта обычно сидит там… А вообще, всё это детство — драки район на район. Надеюсь, ты в этом не участвовал?

Я покраснел, но в темноте не было видно. В восьмом классе я пару раз ездил в «Трест» с одноклассниками, и однажды мы хорошо получили от того же Шмидта.

— Нет, — сказал я.

Мы подошли к крайнему подъезду.

— Можешь зайти, — сказала Оля. — У меня есть портвейн. Надо же «снять стресс».

— А родоки?

— Их нет дома.

* * *

Мы сидели в Олиной комнате, курили её «Космос». В бутылке портвейна оставалось на дне.

— …на Рабочем сейчас вообще ни с кем не общаюсь, — сказала Оля. — У меня была одна подруга, Таня Черенкова, но после того, какие она про меня распускала сплетни, я её видеть вообще не хочу…

— Ну, про тебя, это самое… ты не обижайся… много сплетен ходило… — Мне уже хорошо дало, и язык слегка заплетался.

— И ты им верил?

— Нет, конечно…

— Рабочий — район недоделанных пролетариев и крестьян. Хуже всего, что учителя, которые там работают в школе, через какое-то время становятся такими же. Я знаю, что они там про меня говорили… Но мне на них насрать.