Русские женщины. 47 рассказов о женщинах

Это заняло много времени. Целых шесть часов она провела на дереве. Теперь, когда место для гнезда было прибрано, можно было спускаться вниз. Мария посмотрела вокруг напоследок и ахнула. Во все стороны, куда ни глянь, простирался твой благословенный мир, господи, и был он так прекрасен и смирен, каким видишь его только ты с высот своих. И всхлипнула Мария, словно вошёл ты в неё и наполнил благоговением. Выдохнула она счастливо, а потом устроилась поудобнее в рогатке из толстых веток, привязав запястье к колесу верёвкой для надёжности, и заснула спокойным сном.

Деревня была небольшой и располагалась на холме, подножье которого огибала река. Сразу за рекой простирался лес, а по эту сторону — заливные луга. Бабы полоскали бельё, когда вдруг одна из них, выпрямившись, вскинула красную от холодной воды руку:

— Смотрите! Что это?

— Где? — Все повернулись, куда указывала рука.

— Да вона, на дереве, у Машки-шалавы!

— Да это она ж и есть! — воскликнула самая глазастая. — Вот ведь, слабоумная, куда мандёнку свою закинула!

— Небось твой-то теперь до неё не долезет, а? — засмеялась первая.

— Мой куда хочешь долезет, — грубо оборвала её глазастая. — Ты б лучше за своим присмотрела, чтоб не сорвался ненароком.

Тот самый Иван, сосед Марии, был весьма озадачен тем, что вытворила соседка. Она сидела на дереве уже третий день.

— Слышь? — толкал он в рыхлый бок жену. — Машка-то… того… сидит…

— Да и пусть сидит, — сонно отвечала та. — Тебе-то чё?

— Ну как? Не чужие ведь.

— Что значит «не чужие»? — открывала она глаза. — Говори, был с ней?!

— Да не был я ни с кем! — морщился Иван. — Просто говорю, что неспроста сидит-то она.

— Ну неспроста, а тебе-то, спрашиваю, чё?

— Ничё.

— Ну и всё!

Так примерно было у нас, внизу, а как у тебя? Что происходило там, откуда взираешь на нас, всемогущий? Как представить ликующее и воспененное от близости к тебе, звенящее и растущее от святости твоей? Ток ли ослепительных разрядов или бескрайние поля тишины? Что ты есть и где начало тебе и конец? Где ты есть, если нет тебя нигде? Неужели только в заглавных буквах живёшь ты, господи?

Мария просидела на дереве пять дней, прежде чем ей додумались поднимать питьё и еду. Через сук перекинули верёвку и привязали корзину. Мария принимала пищу, не выказывая особой благодарности. Что там было в её глазах, никто не видел, а на сердце — и подавно. Но ты-то знаешь, что творилось в её душе?

Скоро зарядили дожди, стали облетать листья. Повеяло холодом, небо спустилось ниже. Мария куталась в тёплую одежду, но всё равно никак не могла согреться. Односельчане, проходящие мимо, кричали ей, чтобы она прекращала дурить и слезла уже с дерева, но Мария не слышала их. Она наблюдала за тем, как менялся мир под ней: с каждым часом он становился другим. Это было так странно и так прекрасно, что ей хотелось плакать от нежности. И ещё от того, что она ощущала в себе.

Потом пошёл снег, и односельчан охватил страх. Из простой потаскушки, на которую все деревенские женщины имели зуб, Мария стала превращаться в нечто необыкновенное. В явление, не поддающееся объяснению. Снег шёл со свинцовых небес, наполненных укором и назиданием, но он не падал на Марию, а летел сквозь неё, прямо к их ногам. Некоторые стали креститься на дерево Марии, на её фигуру, замершую на самой вершине.

Когда ударили настоящие морозы, взвыли даже самые циничные, не верующие ни в бога, ни в чёрта. Они вышли на улицу и, обнажив головы, склонились до земли. Многие тогда встали на колени и обратились к тебе, господи. Не этого ли ты добивался с самого начала?

Мария же не видела ничего, что творилась внизу. Она жила тем, что происходило у неё внутри. Только подумала мельком, что слово, бывшее в начале всего сущего, лежит на всём видимом, а дерево, на котором она сидит, является заглавной его буквой. Значение же находится в её чреве, и имя этому — любовь.

Когда наступила весна и припекло солнце, Мария сняла зимние одежды, и все увидели её живот. Он был огромен — никак не меньше восьми месяцев.

— Пресвятая Дева Мария, — крестились бабы, глядя вверх. — Помилуй нас, грешных.

— Что ж будет-то? — хмурились мужики, смоля папиросами и не поднимая глаз.

— А вы как хотели? — щурясь от яркого солнца, шепелявил беззубым ртом самый старый житель деревни. — Всем амба будет, во как!

Ты видел их страх? Видел ужас в их глазах? Теперь спрошу тебя в последний раз: это то, чего ты добивался? Это то? Любовь и страх, боже? Ужас, любовь и страх?

Когда начались схватки, вызвали «скорую» и пожарных. Корчившуюся от боли Марию едва не уронили, снимая с дерева, но всё обошлось.

Машина «скорой помощи» с включённой мигалкой запылила по проселочной дороге в сторону города.

— Чё она там делала? — спросил пожарный у собравшихся жителей.

— А бог её знает, — мрачно ответил за всех Иван.

— Чего только не бывает на свете!

Пожарные, сложив лестницу, так же быстро покинули деревню, а жители всё не расходились.

— Ну что? Дальше-то как? — нерешительно спросил кто-то.

— А-а! — Иван зло сплюнул и направился к своей избе. Поднимаясь на крыльцо, он услышал за спиной шум крыльев и обернулся.