– Вот мой дом. – Оля кивнула на новую многоподъездную девятиэтажку.
На остановке сидели три пацана лет по семнадцать – среднего роста, коротко стриженных. Наверно, с этого района, со Шмидта.
– Закурить есть? – спросил один.
Я не поверил, что он на меня залупается. Если пацан гулял с девушкой, на него обычно не залупались, даже в чужом районе.
Я сказал:
– Нет.
– Тогда дай на пиво. А то всё будет плохо.
У меня были деньги: три с мелочью. И я мог бы отдать им этот трюльник. И они отвязались бы. Но я не отдал. Я сказал:
– Хуй тебе.
Кулак въехал мне в нос, я упал, успев выставить локти и втянуть голову в плечи. Пацаны подскочили, готовые отработать меня ногами.
Оля крикнула:
– Не трогайте его!
– А что такое, коза? – спросил тот, который ударил меня. – Хочешь нам что-то сказать? Или, может, ты хочешь с нами пойти? – Он улыбнулся.
– Если сегодня всё будет плохо для нас, вы сами об этом пожалеете.
– Чего это мы пожалеем?
– Мало ли что? Всякое ведь бывает, всякие ситуации.
– Не, слушай, ты, вообще, с какого района?
– С этого. И я в нём некоторых знаю. Например, Иванчика.
– А ты не пиздишь?
– Я даже могу тебе сказать, где он сейчас. Сидит с пацанами в «Туристе». Я сейчас иду в таксофон, набираю номер «Туриста» и прошу, чтобы его позвали. Тебе рассказать, что будет дальше?
– Ладно, идите. – Пацан несильно ткнул меня в бок грязным ботинком. – А ты скажи своей бабе спасибо, а то мы бы тебя… Ну, ты понял.
Я поднялся с грязного асфальта, отряхнул рукой джинсы и куртку.
Мы с Олей перешли улицу на переходе. Я достал из кармана мятый платок, высморкал сопли с кровью, потрогал нос – вроде не сломан.
Оля спросила:
– Ты как?
– Нормально. А кто такой этот Иванчик?
– Какой-то «старый» пацан со Шмидта. Я его в жизни ни разу не видела, слышала только кличку… И про «Турист» придумала на ходу – знаю, что Шмидта обычно сидит там… А вообще, всё это детство – драки район на район. Надеюсь, ты в этом не участвовал?
Я покраснел, но в темноте не было видно. В восьмом классе я пару раз ездил в «Трест» с одноклассниками, и однажды мы хорошо получили от того же Шмидта.
– Нет, – сказал я.
Мы подошли к крайнему подъезду.
– Можешь зайти, – сказала Оля. – У меня есть портвейн. Надо же «снять стресс».
– А родоки?
– Их нет дома.Мы сидели в Олиной комнате, курили её «Космос». В бутылке портвейна оставалось на дне.
– …на Рабочем сейчас вообще ни с кем не общаюсь, – сказала Оля. – У меня была одна подруга, Таня Черенкова, но после того, какие она про меня распускала сплетни, я её видеть вообще не хочу…
– Ну, про тебя, это самое… ты не обижайся… много сплетен ходило… – Мне уже хорошо дало, и язык слегка заплетался.
– И ты им верил?
– Нет, конечно…
– Рабочий – район недоделанных пролетариев и крестьян. Хуже всего, что учителя, которые там работают в школе, через какое-то время становятся такими же. Я знаю, что́ они там про меня говорили… Но мне на них насрать.