Читаем Русский полностью

– Есть группа офицеров спецназа и десантников. Действующих и отставников. Мы создали в Белоруссии добровольческий отряд, который назвали «Полк Красной армии». Мы перейдем границу у Смоленска и пойдем на Москву. По дороге к нам присоединятся русские гарнизоны, отставники, живущие в городках и деревнях. Мы перейдем границу малым отрядом, а подойдем к Москве армией. Кремлевских карликов никто защищать не станет. Я несколько раз был в России и установил связи с командирами российских частей. Как только в России узнают, что к Москве подошел «Полк Красной армии», к нам присоединятся все военные округа вплоть до Дальнего Востока. К нам перейдут все флоты, все авиационные соединения и ракетные войска стратегического назначения. Наш поход будет молниеносным и бескровным. Временный военный совет проведет выборы, и президентом России и Белоруссии станет батька Лукашенко. К нам присоединятся Украина и Казахстан, это и будет восстановлением СССР.

Серж слушал его с изумлением. Этот фантастический план прозвучал в тюремной катакомбе, где всесильный карлик убивал и мучил людей. В раскаленной печи догорали кости несчастного Раджаба, а его обезумевшие товарищи насиловали резиновых женщин, хлюпающих резиновыми животами, извергающих хохот из резиновых ртов.

– Разве такое возможно?

– Все помнят Советский Союз. Еще живы старики инженеры, способные запустить великие советские заводы. Живы старики академики, способные возродить научные школы. Есть ученые, которые, голодая, не продали американцам своих великих открытий. У нас есть нефть, плодородные земли, электростанции. Мы не будем нуждаться в подачках Запада. У нас есть лидер, каких Западу и не снилось. Лукашенко – это благоухающий славянский цветок, это славянская звезда Вифлеемская. Он объединит расколотый народ, вдохновит на великие труды. У нас снова появятся Королев и Гагарин, и мы полетим на Марс или в другие галактики, как учит нас наш великий Лукреций Кар.

Андрей кивнул в дальний угол, где, усыпленный самогипнозом, лежал в забытьи космист. Серж был поражен. Он мало думал о Советском Союзе, в котором прошло его отрочество. Он чувствовал свою принадлежность к новой России, представляя советское прошлое как что-то тусклое, неповоротливое и усталое, что было преодолено и отвергнуто. Но здесь, в черном подземелье, перед ним был человек, восхищенный красной страной. Он внес в красную погасшую звезду источник чудесного света, и она засияла рубинами, воскресила мечту о недостижимой красоте и премудрости. Серж вдруг подумал, что его фантастические мистерии, его космические мечтания могли стать образом возрожденной красной страны, посылающей в мироздание свои звездолеты.

– Когда ты хочешь бежать?

– Когда уточню обстановку.

– И я с тобой.

– Какой разговор!

Они забрались на свои верхние койки. Серж еще и еще раз обдумывал волнующий рассказ Андрея. В темноте сопели таджики, и слышался смех и щебет, излетающий из резиновых глоток.

Глава девятая

Сидели в столовой, дожидаясь, когда появится кастрюля с месивом. Место Раджаба пустовало, и все теснились, оставляя на лавке незанятую пустоту. Серж почувствовал, как кто-то тронул его за плечо. Оглянулся. За его спиной стоял китаец Сен, тыкал красной рукоятью своей плетки. Испуганно, ожидая побоев, Серж встал, вышел из-за стола. Китаец молча повел его по тоннелю и остановился перед дверью, на которой виднелась полустертая надпись: «Стой! Предъяви пропуск!» Отворил дверь, впустил Сержа в помещение и удалился. Это не была обычная комната с шершавыми бетонированными станами и грубыми светильниками. Всю стену занимали экраны. Перед ними находился пульт с переключателями. Дубовые панели придавали комнате вид кабинета, посреди которого стоял старомодный письменный стол с хрустальными кубами чернильниц. В бронзовых подсвечниках виднелись остатки старинного воска. На стене, над столом, висела картина с видом на уютную провинциальную колоколенку, а под картиной сидел Вавила.

Серж ахнул, увидев его, и не только потому, что их встреча в подземелье казалась невероятной, но и потому, как изменился внешне Вавила. Это не был тучный, неряшливый представитель московской богемы, в обшарпанной, с оторванными пуговицами блузе, экземным лицом и нечесаным комком бороды и усов, всегда почему-то влажных, как у моржа, который вылез на сушу.

Теперь это был видный господин в костюме-тройке, с шелковым изысканным галстуком, благородный, подстриженный, с усами и бородой, в которых светился каждый ухоженный волосок. Упитанное лицо было гладким, с легким здоровым румянцем. Он чем-то напоминал английского премьер-министра начала прошлого века, и от него уже пахло не старым диваном, но вкусным мужским одеколоном.

– Ну, здравствуй, гений. – Вавила вышел из-за стола, обнял Сержа, и тот почувствовал его рыхлую дышащую грудь и приятное щекотание шелкового галстука. – Выглядишь ты, прямо скажем, неважно. Уж ты прости, что я сыграл с тобой эту недобрую шутку. Но у меня, поверь, не было другого выхода.

– Так это ты организовал на меня нападение? Зачем?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза