Русский ад. Книга вторая

— Мой легидж… плиз… в рум!

Консьерж поклонился:

— Я говорю по-русски, господин!

— Это правильно, — похвалил Якубовский.

— Сегодня в каждом отеле Цюриха есть русский консьерж, господин! Времена изменились, много гостей из достославной России. Но они плохо знают языки и очень любят ругаться. Когда они кричат, их трудно понять, поэтому хозяин отеля приглашает на работу русских.

Караулов заинтересовался и встал поближе:

— Даже со словарем?

— Их вообще невозможно понять, — развел руками консьерж. — Где можно встретить слово «шлаебонь»?

Матом Якубовсмкий владел как никто в Болшеве (двор научил), но есть, оказывается, такие слова, которые он просто не знал.

— Шлаебонь? А это что?

Консьерж вздохнул:

— Не «что», а «кто», господин. Это я… с вашего позволения. Именно так выразился вчера гость из Рязани. Он решил, что я медленно спускаю его багаж…

— Пьяненький, наверное? — спросил Макаров.

— Может быть. Но он оторвался и хорошо всем заплатил.

— Зачем же орать? — удивился Караулов. — Чтобы заплатить?

— Когда советские пьют у нас в баре, их слышно, господин, даже на озере! Все тосты за Чубайса. Чтобы спасти Россию от коммунистов, они готовы ее сжечь.

— Там мой багаж, — напомнил Якубовский, кивнув на дверь.

Разговаривать со швейцаром было ниже его достоинства.

— Не беспокойтесь, господин! — успокоил консьерж. — Исполним мгновенно, я прослежу.

Караулов улыбнулся:

— А вы русский?

— Думаю, да. Мой прадед был русский. Я родился в Берне, в эмигрантской семье.

— Ого.

— И всегда думал, что я — русский. А сейчас не знаю. Русские — они теперь другие. Господин Козырев, я знаю, сказал, что сейчас национальная идея в России — это деньги. Господа русские поверили Козыреву, поэтому все на нервах. И на кулаках. Но бьют они исключительно друг друга. И каждый чем-то напуган. Они приезжают, чтобы расслабиться, а расслабившись, сразу перестают быть людьми.

А ведь правда… все на кулаках, — вдруг подумал Караулов. — А у тех, кто моложе, — на ножах.

— Еще раз прошу меня извинить… — поклонился консьерж, и его сутулая спина исчезла за дверью гостиницы.

— А малый-то где? — вспомнил Якубовский. — Начальник управления?

Мимо отеля прополз, дребезжа, старый трамвай. Он ехал медленно, с достоинством, точь-в-точь как трамваи когда-то катались по Москве…

Трамваи никогда не спешили, это не автобусы, не «маршрутки», и были поэтому украшением города.

— Мистика нашего быта… — вдохнул Караулов. — Был человек и — сквозанул куда-то… Как думаете, коллега? — обратился он к Макарову. — Не мог ли наш Алексей Николаевич вдруг… покончить с собой? Например, повеситься? Страдая от всеобщего абсурда? Или отяжелившись обостренным чувством собственной ответственности перед страной и лично Борисом Николаевичем?..

Караулов разгуливал по тротуару и громко декламировал:

— Представьте некролог: «сразу после знакомства со скандально известным Дмитрием Якубовским покончил с собой АэН Илюшенко, одареннейший контролер контрольного управления администрации Президента!

Русский, 40 лет, импульсивный психопат с очевидными признаками алкогольной дегенерации. Этот человек был скромен до одури: всегда ходил в одном и том же зимнем костюме и в кедах!..

«Погибший подавал большие надежды как непримиримый борец с русской коррупцией», — считает его коллега, адвокат АэМ Макаров. Именно Макаров доставит гроб с телом покойного в Москву. Илюшенко был парторгом души многих высокопоставленных…»

— Болталка! — заволновался Макаров. — А если с Алексей Николаичем… правда что-то случилось?

— Провокация? — Якубовский стал очень серьезен. — Цюрих — город ЦРУ Это знают все!

— «Вся моя жизнь прошла в атмосфере нефти и газа», — сказал великий бас Газпрома Виктор Черномырдин, — декламировал Караулов. — И покойному Илюшенко тоже было непросто: ему постоянно хотелось чистого, свежего воздуха, но чистого воздуха так мало сейчас в Москве!»

— Паяц, — развел руками Макаров. — Из погорелого театра!

Караулов обнял Макарова:

— Андрюша, ты в Цюрихе! В том Цюрихе, о котором ты истерзанно мечтал все советские годы…

Ты счастлив, Андрюша?..

— Никогда не спрашивай у человека при должности, счастлив он или нет, — посоветовал Макаров.

— А если ты, старик, поднадуешься и станешь у нас Президентом, ты будешь счастлив?

Все засмеялись. Настроение было на редкость приподнятое — даже у Якубовского, хотя он по-прежнему ужасно хотел спать.

Распахнулись стеклянные двери бара, и официанты вынесли несколько столиков на тротуар. Завтрак закончился, догадался Караулов. И тут же открылся бар.

К «Савою» бесшумно подкатил «бентли». Из него выскочила хрупкая девушка в темных очках.

Она тут же исчезла в отеле, успев бросить швейцару ключи от машины.

Караулов обомлел:

— Телка…

— Телки, тачки, бабки… Хорошо в деревне летом!.. — подсказал Якубовский.

— Дим, а… такую вот содержать… Это сколько по месяцу выйдет?

Якубовский трогательно обнял его за плечи.

— Не надо, старик! Она такая фешенебельная, что тебе будет нерентабельно, точно тебе говорю…

— Не, я серьезно!..

— И я серьезно. Если ты от девушки хочешь что-нибудь получить, дай ей сначала все. Тогда, может, получишь.

Караулов задумался.