Русский ад. Книга вторая

Явлинский медленно допил свой бокал до конца. Третья бутылка пошла, а ему не в кайф, он не пьянеет…

— Отдышавшись, шеф, Янковский и Шорор нагнали в банк приставов. С некрасивым решением какого-то суда в Дагестане, купленного по случаю. На улице — телекамеры центральных каналов и некто Дейч из вездесущей газеты. Дробинин закрылся в кабинете и принял с горя лошадиную дозу. Эффект был выше ожидания репортеров! Дробинин вылетел из парадного подъезда «Легпромбанка» с фомкой в руках и принялся крушить автомобиль судебного пристава!

Ура, кокаин! Ты окрыляешь людей! Сбылась мечта человечества!

Явлинский налил себе немного вина. Он предчувствовал срамоту: ему не удавалось отделаться от самоощущения себя как случайного в России человека; случайные люди всегда притягивают к себе проходимцев.

Мельников нервно облизал пересохшие губы:

— Его тут же повязали, шеф, но Андрюха перескочил Зубовский и исчез в неизвестном направлений? Где он шатался целыми сутками — никто не знает, но вчера этот черт вваливается ко мне в «Калчугу».

Морда в крови, грязный, просто… снежный человек какой-то.

— Снежный?

— Ну да! Умоляет: пусть, говорит, Григорий Алексеевич сей же час позвонит Ельцину, иначе меня поймают и закроют. Банку будет полный пипец, а у нас там, Григорий Алексеевич, хотелось бы напомнить, четыре ляма трудовых доходов, плюс — первый английский взнос.

— Красивая история.

Мельников вскочил и стал носиться по комнате.

— Шеф, я не переживу!.. Взяли, сука, Сибирь! Слава Ермаку!

У него на глазах выступили слезы.

— Деньги… Четыре ляма… — причитал он по-бабьи, — как корова… языком… — о-о!..

Григорий Алексеевич был ни жив ни мертв, на самом деле терять деньги, столько денег, это катастрофа, конечно, но вида он не подавал: среди своих Григорий Алексеевич считался щедрым человеком.

— Ваш стиль… это самовозбуждение, Мельников? — поинтересовался он.

— Что?..

— Вы все сказали?

— Все!

— Ну так… и до свидания.

— Как это? — Мельников аж привстал.

— Да вот так.

— В смысле?

В смысле — идите, Алеша, с богом…

Куда?.. Куда мне идти?

А я поц-цем знаю? Я вас звал? Нет. Вы сами, Мельников, влетели, потому как вами дурная энергия движет. Эндорфин. А любая энергия сейчас подозрительна.

— И куда мне идти? — не понял Мельников. — К кому?

Григорий Алексеевич засмеялся:

— Вы, Мельников, человек из анекдота. Мужик пил целый месяц. Вдруг звонок в дверь. Стоит ангел. С крылышками.

«Ты кто? — обалдел мужик. — Тебя кто звал?»

Ангел смотрит чистыми-чистыми глазами: «Меня, говорит, никто не звал. Я — п… ц, я сам прихожу…»

— Не гоните меня, шеф! — задыхался Мельников. — Четыре ляма — это два замка в Шотландии, где я ни разу не был!

— Да?

— Да! И куда мне сейчас идти?!

— А я откуда знаю, где вы, Мельников, проводите свои безумные ночи? Видимо, все там же, на Рублевке, в бывшем дворце товарищу Шеварнадзе… — Я, пусть с трудом, но понимаю, Мельников, за-цем товарищу Шеварднадзе понадобилась «Калчуга»: две тысщи огромных метров.

И еще три дома вокруг: для повара, медсестер, нянек и охраны, как у Тутанхамона.

Объясняю: это старая советская традиция. Посмотрите, как жил Лев Давидович Троцкий в Архангельском. Или — товарищ Крупская. Какой у нее был бассейн! Это ж коммунисты придумали: строить бассейны. И в Царском, и в Зимнем не было бассейнов, верно? А вот зачем вам, Алексею Мельникову, обаятельному демократу времен Ельцина и Бурбулиса… уши всем нам прожужжавшему о необходимости создания в России бескомпромиссной политической партии ради людей, обманутых коммунистами (такими, как Шеварднадзе), нужна «Калчуга»? Вы на хрена ее хапнули?

— Шеф…

— С-то? С-то… шеф?..

— Я хочу напомнить…

— Не надо, Мельников, вытирайте сопли! Просто у вас — рефлекс. Вы по-другому не можете. Умрете, если не хапните.

Мельников хотел что-то сказать, даже руками замахал, но ничего не вышло — захлебнулся слезами.

— Теперь вы удивляетесь, Мельников, — спокойно продолжал Григорий Алексеевич, — па-а-цему именно у вас всякая разная сволочь ищет защиту от специальных служб Бориса Ельцина? И почему в глазах всей этой сволочи именно вы, Мельников, всемогущий человек!

— Я?

— Вы. Запомните, бизнесмен — это тот, кто видит будущее. А поскольку вы, Мельников, не всемогущий и не хрена не видите, вы вприпрыжку несетесь ко мне за помощью. Только, дорогой друг и многократный товарищ, звонить Борису Ельцину не буду. Я пока не сошел с ума, хотя пью, как вы видите, в полном одиночестве.

— А четыре миллиона?..

— Ц-то… четыре миллиона?..

— В банке у Андрюхи.

— Так идите и забирайте свои цветочки.

— А он не отдаст. Пока помощи не будет!

— Да?

— Да! Шеф, я — маленький человек! — вдруг закричал Мельников. — Я мало беру! Но если мы, шеф, не протянем Андрюхе руку, все банки Москвы тут же отвернут от нас свои напыщенные морды! Владимир Александрович — раньше всех. Вы не представляете, как они держатся сейчас друг за друга! Для «ЭПИ-центра» это как два пожара сразу! — Не боремся за Андрюху? Значит, мы — крысы зеленые… Люди сейчас знают наизусть не стихи Пушкина, а те статьи Уголовного кодекса, по которым их могут закрыть.