Русский ад. На пути к преисподней

Молчит Горбачев, глаза отвел, нас вроде как не слышит. И вдруг – Раиса Максимовна… а она ведь не говорила, она как бы выпевала слова: А-лександр Николаевич, Нико-о-лай Яковлевич… не может же Михаил Сергеевич войти в историю… как Генеральный секретарь, который повысил цены на хлеб…

– Во баба! – вырвалось у Чуприянова. – Ну что, понеслись?.. – он разлил водку. – Я приказал Катюшке всегда на закуску подавать горячую картошку, чтоб помнил народ, кто мы и откуда, из каких земель родом…

Чуприянов улыбнулся – широко, по-русски…

– Картошка – великолепно, – согласился Петраков. Он любил поесть, это чувствовалось. – Картошка это всегда хорошо, я вот без настоящих драников жить не могу… Ваше здоровье, Иван Михайлович!

– Ваше! – с улыбкой откликнулся Чуприянов.

«Клюква» прошла божественно.

Катя действительно принесла тарелку с дымящейся картошкой, посыпанной какой-то травкой, правда сухой.

– Мы сейчас, когда пить садимся, такое ощущение, что у нас поминки… – вдруг тихо сказал Чуприянов. – Я своих, красноярских, имею в виду. Сашу Кузнецова, героя Соцтруда, Гуполова – ракетчика… Коллег, Николай Яковлевич. Руководящий состав. Мы ведь всю жизнь знаем друг друга, знаем цену друг другу… и пьем – молча, особенно поначалу, все слова-то у нас уже сказаны, точка…

– А с кооперативов все и пошло… – Петраков поправил очки с толстыми-толстыми стеклами. – Страну-то… а, Иван Михайлович, дорогой мой человек, разве не директора развалили… – вот что вы скажете? Самый вороватый народ оказался, директора! Хуже Егорки… – верно?

– У меня кооперативов не было, – тяжело вздохнул Чуприянов.

Они, видно, хорошо поговорили еще дорогой, проверяя – друг на друге – свое ощущение времени. Чуприянов был в Красноярске на экономической конференции, пустое дело, кстати говоря, эти конференции, толка в них нет, Чуприянов остался в Красноярске на ночь, а утром, за завтраком, пригласил Петракова в гости: самолет в Москву поздно вечером, программа у делегации составлена по-идиотски, весь день – пустой, только посещение (зачем, да?) каких-то спортивных школ.

Академик Российской Академии наук Николай Яковлевич Петраков был прав.

Развал Советского Союза, сначала – полный распад экономики, финансовой системы, а затем – и самой державы, начался с кооперативов.

1988 год для Советского Союза оказался страшнее, чем 1941-й, хотя подлинный масштаб трагедии страны открылся, на самом деле, только сейчас, в 1992-м, когда самого государства давно уже нет.

Чисто русская ситуация, между прочим: страна, СССР, развалилась, исчезла, а вот как, все-таки, так произошло, что великая держава, намертво сколоченная, казалось, властью, исполкомами, идеологией, Комитетом государственной безопасности, цепочкой заводов, которые не могут жить друг без друга, связью, границами… – как, все же, случилось, что такая страна мгновенно взорвалась изнутри и почему (вот самый главный вопрос) нация, которая вдруг, в одночасье, потеряла… ни много ни мало, свою страну, только через год после Беловежской Пущи… – год! не раньше! – сообразила, наконец, что страна, оказывается, осталась без страны… вот почему не сразу? Не день в день? Как же это объяснить? Ведь только что был всенародный референдум за сохранение Союза республик как единой страны: «да, да, нет, да…»!

– 88-й, – невозмутимо продолжал Петраков, – верно, Иван Михайлович?.. Закон «О кооперации», детище Совета министров и лично Рыжкова. Рыночный механизм советского разлива – предприятия получают право (фактически, на условиях еще одного цеха…) создавать кооперативы, по сути – частные предприятия, которые – внимание! – должны питаться исключительно от государственных ресурсов.

Какое чудо, да? Какой родник! Государство!

А откуда, от каких родников, им питаться, кооперативам-то, есть какие-то варианты… что ли?

Огромные закрома Родины к услугам частников, «живой уголок» – кооперативы! – среди ржавых железок старых заводов.

Рыжков (рыночный зуд, да? или… что-то совсем другое?., кто ответит?) не останавливается: мало того, что кооперативы просто за копейки получают в руки государственные ресурсы, включая нефть… – Николай Яковлевич, потянулся за картошкой, – Рыжков вдруг дарует кооперативам право на любые экспортные операции! Помните, какой шум был, Иван Михайлович: Собчак на съезде депутатов в клетчатом пиджаке… крик… шум… танки в Новороссийске, кооператив «Ант», полковник КГБ в отставке… Ряшенцев, по-моему, если не путаю фамилию… Через три года этот парень, Ряшенцев, загнется от неизвестного яда в госпитале под Лос-Анджелесом на руках моего друга, профессора Володи Зельмана. Кто отравил? А кто знает? Они, эти американцы, грандиозные врачи, между прочим, но американцы так и не выяснили, не установили, химическую формулу яда, которым траванули Ряшенцева.