Русский ад. На пути к преисподней

Разговор оборвался на полуфразе, чисто по-русски, как-то незаметно. Чуприянов и Петраков молча выпили по рюмке и так же молча закусили – солеными маслятами. Молодец, Россия: никто в мире не додумался отмечать водку солеными грибками, а пиво пить с воблой – никто!

– На самом деле по глинозему… решения, кажется, пока что нет, – сообщил Петраков. – А вот алюминий будет продан.

– Какой алюминий? – насторожился Чуприянов.

– Красноярский алюминиевый завод, уважаемый Иван Михайлович.

– Так он крупнейший в Союзе!

– Потому и продают. Купит, говорят, некто Анатолий Шалунин. Сейчас – учитель физкультуры где-то здесь, в Назарове.

– Сынок чей-то?.. – Чуприянов сразу, похоже, пришел в себя, весь хмель сразу пропал.

– Нет. То есть чей-нибудь – наверняка. Не от святого ж духа явление! Лет ему… собственно, вчера узнал… что-то возле тридцати. А может и меньше.

– Куда ж нынешнего денут? Куда отправят? Директора? Он же молодой!

– На тот свет, я думаю, – спокойно сказал Петраков. – Если, конечно, будет сопротивляться.

Он тщательно вытер губы бумажной салфеткой и выразительно поглядывал на раскаленную сковородку, где шипели куски хариуса.

– Кто первый схватит, тот и сыт, Иван Михайлович, вот вам… наша новая национальная идея.

– Значит, – разозлился Чуприянов, – ко мне тоже придут – верно?

– Приватизация будет кровавой, – согласился Петраков.

Они опять замолчали.

За окном только что было очень красиво, светло и вдруг мигом все почернело; так откровенно, так быстро ночь побеждает только в Сибири. Зимой в Сибири нет вечеров, зимой есть только день и ночь.

– Какая глупость: ваучеры должны быть именные! – взорвался Чуприянов. – Только! С правом наследия! Без права продажи из рук в руки!

– Точно так, – кивнул Петраков. – Только Егор Тимурович убежден: именные акции – не рыночный механизм. А он же у нас рынок строит!

– Да плевать мне на Гайдара, прости господи! Ведь будут убивать!..

– Очевидно, Гайдар считает, что на рынке должны убивать, так я думаю. На базаре торговцы… часто убивают друг друга – разве не так? «Хитров рынок», да? Хорошая книжка была…

Чуприянов вздрогнул:

– Но это вам – не колхозный рынок! Это у нас – вся страна! Вы… вы понимаете, что начнется в России?..

– Понимаю, – кивнул Петраков, – что ж тут непонятного? Я только сделать ничего не могу. Я теперь никому не нужен, Иван Михайлович.

– Все мы, похоже, теперь не нужны!.. – махнул рукой Чуприянов.

– Да. Пожалуй, что так…

Ночь, ночь была на дворе, а время – седьмой час…

Егорка закашлялся. Не специально, не из-за врожденной деликатности, просто так получилось в эту минуту, а кашлял он так, будто вместо легких у него – трактор.

– Чего? – вздрогнул Чуприянов. – А?..

И опять стало слышно, как работают ходики.

– Мы, Михалыч, трудиться боле не бум, – твердо сказал Егорка. – Обижены мы… Михалыч!

– В сенях подожди, – взорвался Чуприянов. – Тебя вызовут!

– Но если, Михалыч, кто на тебя с ножом закозлит, – спокойно продолжал Егорка, – ты, Михалыч, не бзди: за тебя весь наш народ встанет, мы всем обществом назаровских носков так огуляем, мало не будет, дело тебе предлагаю!

Чуприянов налился кровью – может быть, правда это «клюковка» вдруг стала такой красной?

– Сиди в сенях, марамой! Аппетит гадишь!

Петраков засмеялся:

– Запомни, Егорка, на обиженных в России воду возят!

Егорка вытянул губы и как-то уж совсем по-ребячьему взглянул на Чуприянова:

– Я ж за баню, Михалыч, обижен, я ж не за себя, пойми ты это по-людски, пожалуйста!

Петраков сам положил себе кусок хариуса и аккуратно содрал с него вилкой аппетитную кожицу.

– А пацан этот… Ша… лунов? – Егорка повернулся к Петракову. – Сейчас учитель, штоль?

– Физкультуры.

– А будя, значь, новый у нас начальник?

– Ну, управлять заводом должны управленцы, а он будет хозяином. Так я думаю.

– Знача, рабство теперь вводится? – Егорка смотрел на Петракова широко раскрытыми глазами.

– Так во всем мире, Егорка, – улыбнулся Петраков.

– А мне, мил человек, по фигу как во всем мире – у нас вводится?

– Вводится.

– А зачем?

– Попал в говно – так не чирикай… – опять взорвался Чуприянов. – Это у нас не рабство, а демократия, идиот! Это чтоб лучше было, понял?

– Кому лучше-то, Михалыч? От назаровских! Кому?

– Че пристал, хныкало?! Правду ищешь?

– Ищу.

– А ты не иш-щи…не занимайся фигней…

Чуприянов опять потянулся за бутылкой.

– Я… в общем… в Эфиепах не был, – не унимался Егорка, – там, где комуняки у негров даже бананы отбирают, но сча у нас – не рабство, потому как я вот на Михалыча… могу аж анонимку накатать, сигнал дать куда надо могу, и ее ж, депешу мою, рассмотрют, у нас, в Сибири, порядок такой осталси, – какое ж это рабство? А у счиренков назаровских…