Русский ад. На пути к преисподней

«Это же варварство, – размышлял он, – мини-супермаркет, кто это придумал? И кто за это ответит? Когда нация и страна теряют язык, это, извините, уже не нация и не страна; тогда это Соединенные Штаты Америки, которым нравится все покупать у других, в том числе – культуру, тут же выдавая ее за собственную. Если у страны нет своей культуры, это не страна, это всего лишь общежитие людей; вот почему, кстати говоря, в Америке, где такая мощная экономика, такой размах, человеку всегда как-то пустовато, неуютно… – разве нет?

Человек – это такое существо, которое обязательно что-нибудь придумает. Человек (если он человек, конечно) всегда сильнее, чем жизнь, старости нет, старость приходит только в том случае, когда у человека опускаются руки, а это может случиться в любом возрасте.

Но человек не в силах заставить себя любить чужой язык так же, как свой родной. Это получилось у Набокова, но таких людей – единицы.

Почему все-таки Россия так комплексует перед Западом? Почему Россия так презирает собственное прошлое? В Москве переименовали улицу Чкалова. Наверное, Чкалов был плохим летчиком. В Москве переименовали улицу Чехова. Наверное, Чехов был плохим писателем! И почему все-таки Россия так презирает родную речь, свой язык… – Господи, что с нами случилось?»

«Подскажите, как пройти к памятнику Пушкина?» – «А это недалеко, пожалуйста: пройдете мини-супермаркет, потом бутик «Гленфильд», и будет Пушкин – рядом с «Макдоналдсом»…»

Три человека в Большом театре всегда выписывали журнал «Русский язык»: певец Евгений Нестеренко, дирижер Борис Хайкин и он, режиссер оперы Борис Покровский…

Где он теперь, этот «Русский язык», куда делся?

На прошлой неделе Борис Александрович заходил в магазин, Ирина Ивановна, жена, послала его за колбасой. Нет вкуснее колбасы к чаю, чем наша, «Любительская»!

Девочка-продавец быстро взвесила жирный батон:

– Вам наслайсать, дедушка?

– Что?.. – вздрогнул Борис Александрович.

– Наслайсать, говорю?

Борис Александрович беспомощно огляделся. Очередь была унылой и тихой, как на кладбище к могиле, в минуту последнего прощания; люди, видно, так уставали за день, что к вечеру уже вообще ничего не слышали.

– Давайте, – кивнул головой Борис Александрович. – Пожалуйста!

Девушка быстро порезала колбаску на тонкие аккуратные кольца и торопливо крикнула:

– Следующий!

Да, сначала Горбачев, за ним – Ельцин очень хорошо сделали, что разрешили, наконец, свободные поездки за границу. Счастье, что отменили эти ужасные райкомы, где актеров (и не только актеров) мурыжили на всевозможных «ветеранских» комиссиях перед поездкой в капстрану. Но почему Россия входит в мир как-то по-рабски, бочком, будто стесняется сама себя? Неужели Лермонтов прав, в России есть господа, есть рабы и, кроме господ и рабов, – никого больше?..

Нет! Тысячу раз нет! Сергей Сергеевич Прокофьев не был господином и не был рабом, даже когда писал «Повесть о настоящем человеке». Его сердечно убедили написать эту оперу; впрочем, история великого летчика Алексея Маресьева, подлинно русского человека, настоящего человека, его потрясла, как потрясла его когда-то и история Семена Котко.

Он не мог, естественно, уйти от идеологических догм (за «канонами» строго следили), но «Повесть о настоящем человеке» есть, конечно, особое мышление композитора, его восторг перед подвигом! Сергей Сергеевич, кстати, даже в зале Большого театра, на премьере, так и не встретился с самим Маресьевым – он, очевидно, робел перед ним, это имя гремело!..

Или – Всеволод Мейерхольд, которого так обожал Борис Александрович… – если Мейерхольд умирал как раб (остались фотографии, на них страшно смотреть) – что же, жизнь Мейерхольда, сам масштаб этой жизни подарили ему бессмертие…

В комнату вошла певица Ирина Ивановна Масленникова, жена Бориса Александровича, – женщина с лицом царицы.

– Ты кашу съел?

Старость, старость… – «как унижает сердце нам она…».

Прав Александр Сергеевич! Странно: почему Пушкин всегда прав, вот кто ответит на этот вопрос?

Борис Александрович и Ирина Ивановна всегда отмечали (у себя дома) день рождения Пушкина: накрывали стол, зажигали свечи и весь вечер читали друг другу чудесные стихи…

В свое время Борис Александрович отбил Ирину Ивановну у Лемешева, великого Лемешева – она была его женой.

Великие люди – странные люди; Сергей Яковлевич ужасно ревновал к Ивану Семеновичу Козловскому, и ревновал-то из-за глупости! Он не мог простить Козловскому… что? Стыдно сказать, ноги!

У Козловского были роскошные, дивной красоты ноги. На репетиции «Онегина» в сцене дуэли Лемешев рассвирепел, когда Борис Александрович предложил ему мизансцены Козловского. Он чуть было не сломал скамейку, на которую Ленский – Козловский ставил левую ногу, ушел подальше от рампы, в глубь сцены и здесь – поразительно проникновенно! – пел: «Куда, куда вы удалились…»

В Питере, на трамвайной остановке, премьер Александринки Юрий Михайлович Юрьев увидел молоденького солдата, приехавшего с фронта.

– Боже мой, какие ноги! – заорал Юрьев, подбежал к солдатику и почти насильно привел его в Александрийский театр.