Русский апокалипсис

Вне рамок чеховской биографии Лев Шестов написал статью «Творчество из ничего», где объяснил всемирно-историческое значение Чехова, который, по его словам, воспел чистую случайность жизни. А все случайное ничтожно. Это стало культурным керосином XX века.

Северная Голгофа

Ветер — шквальный. Над Норильском вместо птиц и бумажных змеев пляшут стаи пластмассовых пакетов. Черные, голубые, лиловые, белые — побочные дети цивилизации и стихийного бедствия. Снижаясь, они прилипают к радиаторам автомобилей, ко всем трем тысячам городских фонарей, которые призваны бороться с полярной ночью, к лицам прохожих. Увернешься от белого, прилипнет лиловый. Дома тоже разноцветные, пестрые, разрисованные, как индейцы. Своей принудительной раскраской они должны поднимать настроение горожан. Но только настроишься позитивно, как тут же расстраиваешься, присмотревшись: дома жутко обшарпаны. Вбитые в вечную мерзлоту, их сваи ведут себя непредсказуемо, и время жизни у них ограничено. Умерший дом сверкает пустыми глазницами окон — его сносят: улицы лишаются домов, как зубов.

Только враг человечества мог построить город в таком гиблом месте. Ощущение того, что все это — адский замысел, рождается по разным поводам. В городе слишком часто пахнет серой. Горожане считают, что у них не все в порядке с розой ветров, но я думаю, что роза здесь ни при чем. Металлургические комбинаты загрязняют воздух на сотни и тысячи километров — на это загрязнение жалуются в Финляндии и Канаде. Кроме того, в городе подозрительно много красивых женщин и салонов красоты — такое впечатление, что здесь решили кого-то серьезно соблазнить, но только еще не знают, кого именно. Хуже всего обстоит дело с краткой историей города.

В наше время, когда идея вернуть памятники Сталину прокатилась по городам России, приехать в Норильск совсем невредно. Но доехать до Норильска по земле можно только в собачьей упряжке или на такси через Дудинку по очень плохому шоссе, поскольку пассажирские поезда с Енисея уже давно не ходят. Значит — лети.

Я полетел с наивным желанием увидеть заодно цветущую тундру, полярных сов и зеленых невест-берез, но жестоко ошибся: Таймыр в середине мая еще и не думает таять. Передо мной была бескрайняя снежная пустыня — унылая, как это предложение. Когда самолет приземлился, пассажиры первым делом надели в салоне меховые шапки. Норильск — город головных уборов. На вещевом рынке их так много и они таких причудливых видов, что кажется, будто идет вечный фестиваль шляпочного искусства. На этот фестиваль пускают не всех. Не успели пассажиры надеть шапки, как в самолет нагрянули полярные милиционеры. Вроде бы, внутренний рейс: Москва — Норильск, однако покажи паспорт. Оказалось, что будь я украинцем или казахом, меня бы в Норильск не пустили — нужно специальное разрешение для всех иностранцев, и только белорусы, наряду с русскими, могут лететь сюда в неограниченном количестве. На вопрос, почему Норильск обладает атавизмом советского режимного города, мне не смогли ответить, но по дороге в город показали рукой на какие-то затерянные в снегах ракетные установки, которые, очевидно, нельзя увидеть с американских военных спутников.

В 1935 году в новоиспеченный поселок Норильск прибыла первая партия заключенных в количестве 1.200 человек. Говорят, что они чуть ли не все быстро вымерли. Город находился в ведении НКВД вплоть до 1953 года. Главным зданием старого города, состоявшего, в основном, из заключенных и их бараков, был Хитрый Дом — штаб-квартира чекистов, который до сих пор выглядит добротно, зазывно и даже игриво. В нем должны были отмечаться оттрубившие свой срок заключенные: в назначенные дни очередь выстраивалась длиной с улицу. Возможно, что Хитрый Дом — это не только история, но и мечта о порядке, который нужен стране. Во всяком случае, даже в Норильске я не заметил отрицательных эмоций по этому поводу. Памятник Ленину работы Меркулова поставлен на высоком постаменте таким образом, что вождь, который выносил в своем сердце идею концлагерей, смотрит прямо в их сторону. Шоферы такси возят пассажиров к Хитрому Дому, как к симпатичной достопримечательности, вроде Диснейленда. В норильском Диснейленде можно также, договорившись предварительно с администрацией, заглянуть в рудники (с местным ударением на у) и посетить кладбище зеков. Здесь желательно иметь общенародные нервы: равнодушно (лучше: наплевательски) относиться к потерям.

На кладбище стоят несколько памятников. Самый красивый из них — польский. В виде рельсов, уходящих в небо, с крестами вместо шпал. Поляки даже в Норильске отметились нравственно и эстетически. У них в России — бескрайняя Катынь. Рядом стоят монументы прибалтов с именами погибших, построенные в 1991 году.