Русский аркан

Для нее это было нетрудно: просто сложить два и два. Будет пять, если добавить к сумме вклад некоего статского советника, не оцененного по достоинству. Дикие морские головорезы и их надменные покровители теперь стравлены друг с другом. Как Лопухин сделал это – неизвестно. Но это он, сомнений нет!

Отомстил за себя, за погибших моряков, за униженную Россию. Красиво отомстил. И месть уже приносит плоды.

Сердце сильно билось. Слабо потрескивали догорающие угольки в топке, намекая, что кое-кому не худо бы подбросить дров, если кто-то намерен сегодня принять ванну. Великая княжна не слышала. Выстрел над ухом – и тот могла бы не услышать.

Она улыбалась.

Начальник московской сыскной полиции Акакий Фразибулович Царапко возвращался от обер-полицмейстера очень не в духе. Он получил выволочку, хотя не числил за собой никакой вины. Можно и нужно ловить преступников – но только если достоверно известно, что преступление совершено или может совершиться, и, кроме того, имеются основания подозревать, что розыск во вверенной губернии имеет смысл.

Иначе, простите, кого ловить? Почти как в народной сказке: поймай того, не знаю кого…

Но примерно такую задачу и поставил перед Акакием Фразибуловичем московский обер-полицмейстер князь Чомгин более двух недель назад и с тех пор не уставал теребить его, то и дело подчеркивая важность задачи и коря за отсутствие результатов. Раз в три дня Царапко лично ездил к обер-полицмейстеру с докладом о ходе розыска. Успехов не было, а посему и доклады выходили коротенькими.

Однако, сколько бы начальство ни хмурило брови, Акакий Фразибулович от души желал только одного: чтобы расследование и дальше не приносило никаких результатов. Справедливо считаясь лучшим в России специалистом по сыску, Царапко был еще и просто умным человеком, и второе ценил в себе больше.

Дело ему не понравилось сразу. Принять меры к розыску и задержанию аферистки, дерзающей выдавать себя за великую княжну Екатерину Константиновну, – как вам это нравится? Почему бы уж заодно не поискать злоумышленников, преступно замышляющих спилить темной ночью Ивана Великого? Ни первое, ни второе невозможно в принципе, и Царапко понял это в одну секунду. Его изощренный ум с дивной скоростью пришел к единственно возможному заключению: разыскивается не мифическая аферистка, разыскивается сама великая княжна!

Но виду он не подал и блеском глаз себя не выдал. Хотя за своим непосредственным начальником наблюдал в тот момент весьма внимательно.

Князь Чомгин, не старый еще генерал-майор свиты Е.И.В., занимал пост московского обер-полицмейстера шестой год – и, возможно, последний. Князя душил жир. Князь хрипел. Князь глядел на мир сквозь узкие щелочки глаз, утонувших в лоснящихся розовых подушках щек. Про таких жировичков говорят: о шести подбородках. Неправда! – подбородка, даже одного, князь Чомгин не имел вовсе. Шеи тоже. Громаднейший зоб начинался прямо от пухлых губ и неразличимо сливался с животом.

Москвичи острили, что Чомгин внес весомый вклад в охрану порядка и законности в Первопрестольной. Комплекция мешала князю быть подвижным. Редко-редко можно было увидеть мчащийся куда-либо знаменитый обер-полицмейстерский возок, запряженный особой парой – коренником и одной пристяжной с непременно лебединым выгибом шеи. Превосходные, дорогие, от казны положенные лошади князя жирели в конюшне от безделья. Зато самого обер-полицмейстера, несмотря на жир и нелюбовь к выездам, никто не посмел бы назвать бездеятельным.

Для дела бывает даже полезнее, когда с высунутыми языками бегают подчиненные, а начальник координирует их беготню, не покидая рабочего кабинета в своем особняке. Но таких подчиненных надо растить самому: присматриваться к человеческой рассаде, отбирать умных, деятельных, минимально порядочных и притом верных, вербовать их в свою команду, учить, заставлять сворачивать горы, перетаскивать вслед за собой из одного места в другое, ну и продвигать по службе, разумеется, ибо личная преданность людишек почти всегда основана на ожидаемой выгоде. Один в поле не воин, сколь бы способен он ни был. Всякий знает, что пробиться наверх в команде стократ легче, чем в одиночку.

Царапко же был чужой – из министерской клики. Чомгин, правда, быстро удостоверился, что на обер-полицмейстерское место сыскарь не метит, хотя карьерист, похоже, отменный. Но карьерист по своей части, по сыскной. Работал он прекрасно, распутывая подчас сложнейшие криминальные загадки, интриг сторонился, на провокационные контакты не шел, демонстрировал полную лояльность, а по службе был чудо как хорош – и все же на посту начальника московской сыскной полиции князь предпочел бы видеть другого человека. Какого бы то ни было, но своего.