Русский аркан

Не особенно торопясь, убийца обнажил длинный меч и двумя руками поднял его рукоять к правому плечу. Лунный свет холодно блеснул на лезвии.

Дженнингс колебался не более мгновения.

Искать спасения в доме было, во-первых, невозможно — убийца преграждал путь, а во-вторых, бессмысленно. Попытка скрыться в саду также не обещала успеха — среди низкорослых слив, растопыривших во все стороны корявые ветви, маленький японец легко настигнет долговязого англичанина. Оставалось одно: рвануться в сторону улицы и молиться о том, чтобы не застрять в живой изгороди. Улица освещена; по ней часто проходит полицейский патруль…

Неслышно, как кошка, убийца сместился вбок, и Дженнингс подумал: японец будто читает его мысли.

В следующее мгновение англичанин стремительно прыгнул вперед и еще стремительнее выбросил перед собой кулак. Хук левой ошеломит противника, а большего и не требуется. Нужно выиграть буквально секунду…

Никто и никогда не мог упрекнуть Арчибальда Дженнингса в том, что он теряет голову в минуту опасности. Британия не овладела бы половиной мира, если бы посылала за моря трусов. Британский офицер как минумум храбр, а для сотрудника Интеллидженс Сервис храбрость настолько же заурядное качество натуры, как глубокий ум и умение мгновенно принимать решения в критических обстоятельствах.

Увы, одной храбрости оказалось мало — даже вкупе с умением неплохо боксировать. Дженнингс не удивился, а лишь ощутил укол досады, когда его кулак встретил пустоту. Проклятый японец легко ушел от удара. Умудрившись не потерять равновесие, англичанин вихрем пронесся там, где только что стоял его противник. Скорее к живой изгороди!

Если бы человек прислушивался в такие мгновения к голосу разума, он несомненно услыхал бы: «Не спеши. Ты уже труп». Но огонек надежды сильнее. Человек сам раздувает его в себе до масштабов пожара.

И в одном случае из тысячи — не напрасно.

Но Дженнингсу не суждено было выиграть в этой лотерее. Темная коренастая фигура подпрыгнула с изумительным проворством, лезвие мелькнуло молнией, шипяще свистнуло, наискось рассекая воздух, затем негромко хряскнуло, встретив плоть, и мистер Дженнингс, пробежав еще два-три шага, начал заваливаться влево. Завалился, обломав ветку корявой сливы, дернул ногой, замер. Луна осветила темный провал, почти полностью отделивший от торса англичанина его голову и левую руку.

Неистово стрекотали цикады.

Убийца вытер лезвие об одежду трупа и вернул меч в ножны. Огляделся, прислушался. Тихо. Скоро слуги и жена гайдзина поднимут тревогу, но времени вполне достаточно, чтобы уйти задворками усадеб. Переодеваться незачем. В ночное время маскарад теряет смысл — полиция все равно проявит пристальный интерес к любому прохожему, если только он не гайдзин.

Спустя несколько секунд туман, повисший мертвым слоем в низине у реки Цкидаки, скрыл фигуру убийцы. В сливовом саду, пронизанном оголтелой луной, остались разрубленный наискось труп мистера Дженнингса, бедняцкие лохмотья да хворост из рассыпавшейся вязанки.

ГЛАВА ПЕРВАЯ,

в которой великую княжну внезапно охватывает страсть к путешествиям, а цесаревич участвует в народной дипломатии

Дождя не было уже три недели. Крымский зной затопил Ливадию.

Ночью ворочалось море, шевеля гальку, но к утру разглаживалось, хоть смотрись в него. В море происходили неведомые катаклизмы — то вся прибрежная мелководная полоса за одну ночь превращалась в сплошной кисель из медуз, надолго делая невозможным купание, то ласково-теплая вчера еще вода менялась на такую студеную, что великий князь Дмитрий, нырнув с разбега, сейчас же вынырнул, неприлично взвыл и пулей выскочил на пляж. Видели гнутый хобот водяного смерча, рассыпавшийся не далее версты от берега. Однажды по обе стороны от солнца возникли два ложных светила и еще какие-то полосы, с виду красивые, разноцветные, вроде радуги, но пугающие и решительно никому не нужные.

На Петров пост тряслась земля, тяжко вздыхали горы, фасад дворца дал трещину, и вылетевшим стеклом отсекло хвост ручному павлину. Всего через полчаса с моря пришла одна, но зато двухсаженная беснующаяся волна, переломав все лодки у причала и сам причал. Вслед за адской волной морской бриз принес такую вонь, что хоть святых выноси. Прислуга, крестясь, шепталась: это только начало, быть большой беде.