Русский Бокондо

В это рабочее время, в будний день, зал был полупустой, поэтому Николай обратил внимание на высокого худого господина с рыжеватыми бакенбардами, просматривавшего газеты за соседним столиком. Заметил его и Иван Иванович, сделал вид, что очень удивился.

— Карл Карлович, какими судьбами! Вот решили с приятелем здешних раков отведать, так что составь нам компанию.

Господин церемонно раскланялся и не заставил себя долго упрашивать. Выяснилось, что по-русски говорит он совсем плохо и почти всю застольную беседу пришлось вести на немецком, особенно после того, как Иван Иванович намекнул, что его спутник побывал в Германии.

Карл Карлович оказался словоохотливым собеседником и пространно говорил о своей родине, ее красотах, немецкой поэзии и собственной многочисленной родне, пускался в сентиментальные воспоминания о школьных годах. Он постоянно обращался к собеседникам с просьбой высказать свое мнение, разделить переполнявшие его чувства. Делал вид, что не расслышал их слов и просил все повторить. Чаще всего обращался к Николаю, внимательно выслушивал его ответы и вновь заводил разговор на самую неожиданную тему. Тут еще и Иван Иванович, который тщательно разделывал раков, время от времени задавал нелепые вопросы, не давал угаснуть беседе. Со стороны все это выглядело бессвязной болтовней подвыпивших чудаков.

Однако Николаю скоро стало ясно, что всю эту, якобы случайную, встречу затеяли просто для того, чтобы познакомиться с ним поближе, а также выяснить степень его познаний в немецком языке. Поэтому, усмехаясь в душе и тщательно выговаривая слова, он в третий раз поведал Карлу Карловичу о том, что «моя любимая бабушка каждый год весной высаживает маргаритки в своем маленьком саду». Беседа продолжалась в том же духе и дальше, только время от времени Николай, ради озорства, как бы случайно, вставлял в свою речь матросские присловья, услышанные в Гамбурге.

Расстались задушевными друзьями. Карл Карлович натурально расчувствовался, даже слезу платочком утер. Но когда вышли из погребка, мгновенно протрезвел, ясно взглянул на Николая и на внятном русском языке сказал:

— Приятно было познакомиться. До скорого свидания. Там, на месте.

Опять потянулись дни подготовки, но уже по всему чувствовалось, что она подходит к концу. Дачу пришлось оставить и поселиться в городе на указанной частной квартире. С обязательным условием гостей не приводить и по другим местам не ночевать. Содержатель квартиры, плутоватый мещанин с наглыми глазами, свысока посматривал на рабочего парня, намекал на друзей из «жандармской части».

Однажды, вернувшись домой, Николай заметил, что в его вещах довольно небрежно копались. Даже не пытались скрыть это. Одним словом, дали понять, кто в этой квартире за старшего…

Распахнул дверь на хозяйскую половину, взял мещанина за грудь, глядя в упор веско сказал:

— Еще раз в мою комнату сунешься, расшибу.

Для ясности добавил непечатное, что на палубе во время аврала можно услыхать.

Содержатель стрелой вылетел за дверь, с лестницы обещал нажаловаться самому квартальному. Но скоро вернулся с заплывшим глазом и с тех пор стал тише воды, ниже травы. Вечерами начал приносить из кухмистерской сытный ужин, ловко накрывал на стол, не лез с разговорами. К своему постояльцу обращался теперь — «ваше благородие».

Каждое утро Николай отправлялся в оружейные мастерские при Артиллерийском комитете, который занимал целый квартал на Литейном проспекте. Новая задача была поставлена четко — «ознакомиться с основными иностранными системами ручного огнестрельного оружия, их боеприпасами, быть способным провести мелкий ремонт».

Работать приходилось много и домой возвращался поздно. Воспетые поэтами белые ночи давно кончились, тихий летний сезон подходил к концу. От городской духоты многие спасались на дачах, но днем рабочая столица продолжала трудиться, а отдыхала и веселилась по вечерам. Ярко светились огни ресторанов и входивших в моду кафе, в садах и парках гремела музыка, по тротуарам шла нарядная публика, проносились экипажи с шикарно одетыми дамами и господами.

Однажды на Литейном проспекте встретил веселую компанию молодых флотских офицеров. Увидел среди них знакомые лица. Услышал обрывки фраз, названия кораблей. Понял, что друзья пришли из дальнего похода, а вечером, по давнему обычаю, решили отдохнуть. Вспомнил, как еще совсем недавно и сам принимал участие в таких веселых встречах.

Офицеры прошли мимо, не узнали. Даже не обратили внимания на бородатого парня в сапогах и фуражке с лаковым козырьком, в скромной темной тройке, с часовой цепочкой «варшавского серебра», выпущенной наружу. Таких заводских мастеров, строительных подрядчиков, приказчиков из небольших магазинов шло в это время с работы великое множество.