Русский бунт. Начало

– Все, Тимофей Петрович, время торопит, давай принимать присягу, да флаги полкам вручать.

* * *

Совещание военной Коллегии началось ровно в девять.

Председательствовала Екатерина. После бессонной ночи лицо её носило следы крайнего утомления. Но все-таки заседание она вела энергично, положа в основу обсуждения непреклонное желание спешными мерами пресечь мятеж.

– Я с горечью вижу – говорила она с нескрываемой ноткою раздражения в голосе – Что время упущено! Злодей, как сие усматривается из донесений казанского губернатора Бранта, знатно усилился и такую на себя важность принял, что куда в крепость ни придёт, всюду к несмысленной черни сожаление оказывает, яко подлинный государь к своим подданным. Сими льстивыми словами разбойник и уловляет глупых, темных людей. А наипаче прелесть им оказывает обещанием… земли и воли! Вот в чем опасность наибольшая, господа генералы!

Военные закачали париками.

– Не Оренбург нам досада – Екатерина промокнула глаза кружевным платком – А смущение, что поселилось в сердцах народа. Как помещикам нынче воспитовывать своих крепостных?

Молчание ей было ответом.

– Итак, надобно наметить и без отлагательства привести в действие меры к победе над злодеем. Где генерал Кар? Докладывай, Захар Григорьевич.

Чернышев начал длинно и путано объяснять диспозицию. На столе появилась карта, лакеи подали чай.

– Отошел с войсками от Казани – резюмировала императрица – А более ничего не известно.

– Ожидаем самых лучших известий в ближайшее время – Чернышев пошелестел документами.

Генералы мрачно переглянулись. Императрица это заметила, резко открыла новый веер, зашелестела им.

– Господа, прошу подавать мнения.

После небольшой дискуссии постановлено было: приказать князю Волконскому командировать из Калуги и Москвы в Казань дополнительно два полка конных кирасиров и карабинеров – более сил в губерниях не было. Императрица потребовала ускорить кампанию за Дунаем.

– Сколько еще терпеть эти маневры у Шумлы и Силистрии? – императрица грозно посмотрела на Чернышева – Подошли, отошли, прямо не война, а набеги. Захар Григорьевич, сегодня же напиши депешу Румянцеву. Я требую немедля начать осаду крепостей османских.

– Никак невозможно, матушка – попробовал возразить граф – Сил и припасов недостаточно.

– Это после всех подмог, что мы Румянцеву дали?!? – императрица повысила голос – Сей же час ему депешу!

Генералы уставились в пол.

– Я желаю, и это прошу запомнить – Екатерина справилась с собой, вздохнула – Чтоб известие о бунте и все меры к его прекращению хранились в крайней конфиденции, дабы не давать повода заграничным при нашем дворе министрам к предположению, что смута имеет для государства какое-либо сериозное значение.

В ходе совещания было еще предписано коменданту Царицына, полковнику Цыплетеву, всячески препятствовать переправе Пугачёва на правый берег Волги, а коменданту крепости св. Дмитрия, генералу Потапову, – не пропускать Пугачёва на Дон, в случае если бы злодей вздумал направиться к себе на родину.

На другой дент был собран Государственный совет. На заседании присутствовали граф Никита Панин и князь Григорий Орлов. Императрица поставила перед чиновниками вопрос:

– Считают ли господа члены Государственного совета достаточными меры, принятые на первый случай для пресечения мятежа?

– Ваше величество, я считаю, что силы, как на месте сущие, так и туда посланные, с избытком достаточны для угашения мятежа, – ответил первым Панин.

И весь Государственный совет молчаливым киванием голов с ним согласился – Это ничтожное возмущение не может иметь иных следствий, кроме что будет некоторая помеха рекрутскому набору да умножит шайки всяких ослушников и разбойников… Оренбург, Кар отобьет назад, тут беспокойства нет.

Какая за Пугачевым сила? На мой глаз, две-три тысячи яицких казаков-изменников да сотни три, ну много – пятьсот мужиков с цепами, да всякого безоружного сброда. Вот и все его содейственники! А у нас… а у нас там, по Оренбургской линии… помилуйте! – довольное количество регулярства, с пушками, с мортирами, и все верные, преданные вашему величеству войска – сказал он, поклонясь Екатерине. – А на опасный случай – в запасе сибирский корпус генерала Деколонга.

* * *

Во время присяги, вручения флагов я все никак не мог отвлечься и думал о своих чувствах к Маше и Татьяне. Первая меня привлекала своей молодостью, искренней любовью и страстью. Вторая – умом и каким-то внутренним светом, озарявшим все вокруг. Девочки-дворянки, чьи родители были убиты или сгинули, в ее присутствии ожили, начали играть. Хоть бы и в снежки во внутреннем дворе губернаторского дома. Татьяна имел в себе какой-то врожденный стержень. Эту внутреннюю силу Маше только предстояло обрести. Или нет.

– Царь-батюшка, пора выступать – ко мне подошел Подуров с офицерами.

– Порядок знаете? – поинтересовался я, садясь на лошадь.

– Передовой дозор и арьергард – ответил Ефимовский за всех.

– Пущай по бокам колонны еще лыжники едут. Будут экзистироваться. Сколько их у нас?