Русский бунт. Начало

– Кликни по обчеству – может еще кто найдется – в одном из ларцов лежали два пистолета с кремневым замком инкрустированные золотом. По-английски было начеканено имя мастера. Гринель и сыновья. Явно, военные трофеи. Достав их, а также шомпол с порохом в холщовых мешочках и свинцовые пули россыпью, я начал заряжать оружие. Из-за моих приступов слабости, махать саблей мне еще долго не придется. Значит, надо вооружиться огнестрелом.

Вот пистолеты уж блеснули,
Гремит о шомпол молоток.
В граненый ствол уходят пули,
И щелкнул в первый раз курок

Я на автомате процитировал Онегина Пушкина и увидел округлившиеся глаза Почиталина.

– Царь-батюшка, да ты стихоплет! Я слышал от наших татар, что при бухарском дворе есть слагатели вершей. Услаждают слух тамошних царей…

– Иди, Ваня – обсуждать восточных поэтов у меня желания не было совсем, опять накатило ощущение нереальности всего происходящего. Ни отец, ни дед не предупреждали меня, чем может закончиться дело Хранителей памяти Пугачевской.

– Сделай двадцать списков. Для начала. Вечером зачтем указ в стане.

– Все сделаю по твому слову Петр Федорович – Почиталин замялся, поправил щегольский чуб на голове – Там у входа вдова майора Харлова ждет. Ты вчера изволил гневаться на нее. Казачки увели Татьяну Григорьевну от греха подальше.

Я мысленно выматерился. Вот еще этой головной боли мне не хватало. Харлова – воинская добыча Пугачева. Вдова коменданта Нижнеозерской крепости. Майор был убит при штурме казаками, но Татьяна успела уехать в Татищев острог. Который был взят пугачевцами несколько дней спустя.

– Пущай – я тяжело вздохнул. Объясниться все-равно придется.

Иван ушел, а в шатре появилась девушка неземной красоты. Естественная блондинка с огромными голубыми глазами на мраморном лице. Навскидку лет двадцать. Порода чувствовалась во всем – точеный, почти античный нос, чувственные губы. Такая Афродита в наших палестинах?? Харлова была одета в строгое черное платье в пол, на плечах – лисья душегрейка, на голове – обычный крестьянский платок. Глаза заплаканные, губы подрагивают.

– Петр…Федорович – вдова с трудом выговорила имя царя – Умоляю! Прошу!

– Что вам угодно, Татьяна Григорьевна? – несмотря на подкашивающиеся ноги, я встал, подошел ближе. От девушки приятно пахло. Как она умудряется поддерживать чистоту в полевом лагере??

– Коленьку казаки поймали. Пороть собираются. Прикажите им! – на лице Харловой появился лихорадочный румянец – Я… для вас, что угодно сделаю…

На ковер упала душегрейка, потом платок. Девушка начала расстегивать платье на груди. Я невольно оценил фигуру. Высокая, красивая грудь, талия, на которую так и хочется положить руки. Бедра так и взывают к любви. Мысленно отвесил себе подзатыльник! Ну не сволочь?? Тоже мне, сатир выискался.

– Татьяна Григорьевна! – я схватил девушку за руки и прекратил процесс раздевания – Извольте прекратить. Это недостойно!

– Прекратить?? – вдова удивленно на меня посмотрела – Разве не этого вы вчера хотели?

Я погрузился в голубой омут глаз Харловой и не сразу сообразил, что ответить. А потом меня как током ударило. А жить то девчонке недолго осталось. Как в Берды, на зимние квартиры войско встанет, так и выйдет из-за нее драка у казаков. В отсутствие Пугачева, полковник Лысов приревнует и порешит Харлову собственной рукой. На следствии будет отпираться, доказательств для обвинения найти не удастся.

– Давайте так, Татьяна Григорьевна – я с трудом сглотнул – Что было ранее промеж нас прежде – забыто. Начнем с чистого листа.

– С чистого листа? – Харлова несмело улыбнулась, застегнула платье – Какое необычное выражение. И говорите вы ныне чище нежель ранее.

Вдова задумалась, на ее чистом лбе появилась морщинка.

– Что случилось с Колей? – я решил отвлечь девушку от вредных раздумий.

Насколько я помнил, Коля – это младший брат Харловой. Вместе с ней угодил в плен к пугачевцам.

– Он… сбежать хотел. В Оренбург. Разъезд поймал его, объявили шпионом…

– Шпионом? – я засмеялся – Сколько ему лет?

– Девять.

Вдова подняла с полу душегрейку, повязала обратно платок.

– Иди с миром – я перешел на «ты» с девушкой – Распоряжусь, чтобы отпустили Кольку. А ты уж ему ума вложи, объясни, что вокруг разъезды казаков, пикеты. Не сбежать ему. Если не внемлит – быть ему поротым. Ей богу быть.

– Отпустил бы ты нас, Петр Федорович – Татьяна повесила голову – Мочи нет жить так…

– Куда отпустить? Муж твой мертв, в крепости, где ты жила – мои казаки, Оренбург в осаде. Там голод скоро начнется.

– В Казань поеду. К родичам.

– Как поедешь? На дорогах неспокойно. Вот что, Татьяна. Утро вечера мудренее – я выглянул из шатра, уже начало темнеть – Потом обговорим все.

Харлова ушла, а я отдав приказ о ее брате, лег, положил голову на седло. Закрыл глаза. А вдруг все это сон? Сейчас усну, проснусь – а я все еще Иван Петрович Пугачев. Далекий правнук великого предка.

* * *

Выспаться мне не дали. Стоило только задремать, как в шатер заглянул Мясников.