Читаем Русский быт в воспоминаниях современников. XVIII век полностью

Сей переход открыл мне глаза, каким образом наживаются в России эскадронные командиры, и с сего времени мои затеи ехать в Польшу исчезли. Я легко, зная себя, видел, что я не только не соберу денег, но и занятых у г-на Буткевича не выплачу. Здесь я ясно видел себя в довольно жалком положении: нажива от эскадрона не могла иначе произойти, как грабя казну, следственно, обнищивая солдата, защиту отечества, моему начальству, моему призрению вверенного; нажива от поселян сопряжена была с ограблением их собственности, то и другое должно было с уничтожением своего доброго имени производить! Боже, какого духа долженствовало быть, чтоб пуститься на таковую гнусность!

При всем этом содержать себя надобно было, – я в полку находился сверх комплекта, – и содержась с некоторою роскошью, как ради того, что я попался в такое общество, где совершенно жить умели, так и потому, что проведали достаток отца моего, на поддержание которого и его чина я ничего не имел; следственно, подлежало прибегнуть к новым займам, дабы предстать между людей соответственно моему званию, и потому я, возвратившись в эскадрон, перевел оный в помянутые квартиры, в которых пробыл до совершенного устроения всех выгод для солдата. Лог было селение, не хуже мною оставленного, и сим кончился 1792 год. Нельзя не сказать того, что во время сего перехода я бы мог нажить изрядные деньги; крестьяне, по селениям которых я с эскадроном проходил, были крайне именем солдатским настращены, который в них страх чины земского суда старались поддерживать своей ради пользы. Исправник Горбунов выехал мне на встречу для препровождения эскадрона, предлагал мне разные дороги кривые к достижению Лога; мужики лишь сведали о сем посещении, то и стеклись на мой путь с деньгами для откупления себя от оного; я отрекся от их подарков, говоря, что долг мой есть прямейшим трактом следовать. Уверял их, что они не имеют причины опасаться солдат, которые суть не разбойники, но их сограждане и защитники, водимые начальниками, которые честию своею обязаны не допущать своих подчиненных ни до каких шалостей. Все сие было не по сердцу г-на Горбунова, который после в Саратове говорил, что я способен просвещать народ и весьма похож на такого человека, который готов революцию затеять, одним словом, по его мнению, я принадлежал к обществу Якобинцев. По маршруту г-на Горбунова я бы кружился около своих квартир месяц или и более тогда; когда я в шесть дней кончил сей путь. Он хотел играть роль Моисея, но в моем эскадроне не нашел Израильтян, и я расположен был узреть землю Логовскую прежде сорока лет. С сего времени сей г-н Горбунов меня не полюбил, но я не о его доброхотстве помышлял, а о своей должности. Денег бы и с ним разделившись на мою часть из сего похода досталось тысячи две рублей, но я лучше согласился веселиться, занимая оные, нежели грабить моих соотчичей…

...

А. Пишчевич

Происшествие с пленными

В сию мою в Тамбов поездку, мне удалось быть очевидцем следующего трогательного происшествия: человек с полтораста пленных Поляков, в числе которых находилось три офицера, приведены были из своей отчизны в сей город, которыми долженствовали пополниться убылые места в Тамбовском гарнизонном баталионе. Сии несчастные уже раз присягали на верность Монархии Российской, но Тамбовский комендант полковник Булдаков вздумал их еще раз заставить целовать крест и евангелие греческой веры, будучи они католики. Один из пленных офицеров осмелился предложить, что они уже раз присягали, так чтоб им истолковали, в чем будет состоять вторичная их присяга. За такое любопытство невежда комендант сему порядочно-воспитанному поляку велел к спине приложить около тысячи полновесных палочных ударов. Таким образом поступаемо было с польскими патриотами в России! – Всякую боль к себе надлежит применить, почему и не можно не соболезновать о участи сих несчастных, которые, защищая свои права, свое отечество, переменчивым счастием войны достались в наши руки, а с ними поступают, как с тварью! – Да и кто же? – Россияне! которые, будучи сами герои, долженствовали бы почесть неустрашимость в своих неприятелях…

...

А. Пишчевич

Жизнь офицера в лагере

Вскоре по приезде моем, в лагере [93] гоняли сквозь строй рядового, при чем и я был по должности. Едва я услышал вопль и увидел кровь, голова моя закружилась, в глазах потемнело: я упал в обморок, и очутился под арестом…

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное