Русский быт в воспоминаниях современников

Весь остальной народ так вовсе отстал от прежней привычки к своему платью и бороде, что если бы когда-нибудь он взял опять прежнюю волю и восстановил свой старинный образ правления, то уж наверное не выбрал бы опять своего прежнего покроя…

Потом нельзя также предполагать, чтобы женщины, которые по старинной Русской обрядности, должны были вести жизнь чрезвычайно уединенную, и не смели почти ни с кем говорить, охотно лишились бы той свободы, какую получили в правление Петра I, хотя она еще и ныне очень стеснена и далеко не доходит до той, какая во Франции и Польше, или даже только в Германии…

Наконец, и значительные люди обоего пола, даже многие из граждан усвоили себе, от обхождения с иностранцами, больше вежливости и более точного соблюдения введенных в Европе правил благоприличия. Впрочем, этого у них не очень то вдоволь, и слишком странно видеть, что первостепенные люди очень грубо нарушают эти правила. Во всех прочих статьях: в еде, питье, убранстве комнат и прочем Русский и ныне старинный Русак: молодой русский дворянин, как бы ни долго жил в чужих краях и усвоил себе очень приличное и вежливое обращение, по возвращении в отечество и в руках своей семьи, все же опять втягивается в свою прежнюю животную жизнь, так что видевшие его год назад в другом месте, больше уж и не узнают его.

Но что всего меньше могут сбросить с себя Русские, это неодолимое отвращение к тем правилам, которые при Петре I введены в Государственное Управление и пламенное желание освободиться от карательного бича иноземцев и видеть восстановление у себя образа правления на прежних основаниях. Память Петра I в почтении только у простоватых и низшего звания людей, да у солдат, особливо у гвардейцев, которые не могут еще позабыть того значения и отличия, какими они пользовались в его царствование. Прочие, хоть и делают ему пышные похвалы в общественных беседах, но если имеешь счастье коротко познакомиться с ними и снискать их доверенность, они поют уже другую песню. Те еще умереннее всех, которые не укоряют его больше ни в чем, кроме того, что приводит против Петра Штраленберг, в описании Северной и Восточной части Европы и Азии, с 229 по 258 страницы, и это стоило бы прочитать; большинство их идет гораздо дальше, и не только взваливает на него самые гнусные распутства, которые стыдно даже и вверить перу, и самые ужасные жестокости, но даже утверждает, что он не настоящий сын Царя Алексея, а дитя Немецкого хирурга, которое якобы тайно подменила Царица Наталья вместо рожденной ею дочери, и умеют рассказывать о том много подробностей. Этой причине они приписывают не только его склонность к иноземным нравам и обычаям, но и к разным хирургическим операциям, каковы: дерганье зубов и другое подобное, также и то, что он стеснялся в знатном обществе, обходился там не лучше, чем с простыми ремесленниками, наконец, нежелание его иметь себе помощницей Русскую или иностранную Княжну и выбор в жены простой крестьянской девки из Ливонии… Об его храбрости и прочих, приписываемых ему, качествах, у них совсем другое понятие, нежели какое составили о том за границей и большей части его дел они дают очень странные, не слишком-то для него почетные, причины. Все его новые распоряжения и учреждения они умеют превосходно обращать в смешную сторону; кроме того, Петербург и флот в их глазах мерзость, и уже тут не бывает у них недостатка в доказательствах для подтверждения этого положения. Да и заведение правильного (регулярного) войска, считаемое всем светом за величайшую пользу, доставленную Царству Петром I, для них бесполезно и вредно; бесполезно, по их твердой уверенности, что только бы они сами сидели смирно и не мешались без надобности в ссоры, а то никто не нападет на них из соседей, и что во всяком случае довольно с них и старых военных порядков для удаления врага от своих пределов; вредно, потому что считают правильно обученное войско новыми узами, которые вполне подчиняют их самовластному произволу Государя, как бы ни был он несправедлив и странен, лишают их всякого покоя и удовольствия, какими они могли бы наслаждаться на родине, и принуждают их служить на войне, которая в подобном случае, по мнению их, великая беда, а для тех, которые служат тут по доброй воле — большая глупость.