Итак 15 сентября, в 5 часов пополудни, пришла в Чудов монастырь помянутая команда, состоящая в шести солдатах и одном унтер-офицере. И как наступил вечер, то, в надея-нии, что народ разошелся уже по домам, — и отправилась оная команда с двумя консисторскими подьячими и консисторскою печатью, взяв с собою и того самого попа, разглашателя о чуде и который в тот день допрашивай был по сему предмету в консистории.
Но прежде, нежели команда сия пришла к воротам Варварским, городской плац — майор был о том уже, и как видно от самого сего попа, с которым он делился сборами денежными, предуведомлен. И сей бездельник, зараженный корыстолюбием, жалкие собранные деньги, поспешил, до прихода еще их, приложить сам печать свою к сундуку с деньгами, а народу разгласил, что ввечеру сам архиерей будет к воротам брать икону и захватит себе все собранные деньги.
Сим произвел он во всех тут бывших для богомолия многих людях великий ропот и негодование, и, видя их наклонность к недопущению до того, вооружил всех кузнецов у Варварских ворот, в их кузнях находившихся, и ожидал с ними и другими людьми уже в готовности вступить с посыльными в самый бой.
Итак, когда пришла команда консисторская, то нашла она тут уже превеликую толпу вооруженного всякою всячиной народа, и консисторский подьячий едва только хотел приложить печать к сундукам, как вдруг некто закричал: «бейте их!» и вместе с сим словом бросилось на команду множество людей и начали бить и солдат и подьячих. И как сии, натурально, стали обороняться, то и произошла от сего в один миг страшная драка, соединенная с воплем и криком превеликим; что «грабят икону Богоматери и бьют защищающих ее»; а сие и воспламенило в один миг все пламя мятежа и народного возмущения.
Вопль и крик разливался по всем улицам, как вода; во всех ближних приходских церквах ударили в колокола в набат, а потом на Спасских воротах, и, наконец, и по всем приходским церквам и во всем городе; а сие и произвело всеобщую тревогу и возмущение всего народа, которой со всех сторон бежал к Варварским воротам с дубинами, кольями, топорами и другими орудиями.
Таковое смятение, натурально, нагнало на всех людей, составляющих лучшую и умнейшую часть народа, страх и ужас; но никто так тем перетревожен не был, как помянутой архиерей. Сей, как предчувствуя приближающуюся к нему его страдальческую кончину, толико поражен был известием, полученным о сем мятеже, что от смущения не знал, что делать. Некто из консисторских чиновников, бывший тогда с ним вместе и все несчастное происшествие с ним видевший, и сам в оном некоторое участие имевший, описывает оное в письме к приятелю своему следующими словами:
«О таковом смятении и бунте услышав, владыко немедленно поехал из Чудова со мною и в моей карете, к Михаилу Григорьевичу Собакину, в надежде там переночевать, яко у холостого человека. Мы застали его больного в постеле и от набатов в великий страх пришедшего.
Мы принуждены были его оставить. Совет положили оттуда ехать к господину Еропкину; но как только выехали мы со двора от господина Собакина, то приказал он мне везти себя в Донской монастырь. Ни просьбы, ни представления мои не могли успеть, чтоб туда, то есть в Донской монастырь, не ехать.
Ехав по улицам ночью, какое мы видели зрелище! Народ бежал повсюду толпами и кричал только: «Грабят Боголюбс-кую Богоматерь!» — все, даже до ребенка, были вооружены! Все, как сумашедшие, в чем стояли, в том и бежали, куда стремление к убивству и грабительству влекло их.
В 10 часов приехали мы в Донской монастырь. В ожидании конца начавшемуся в городе смятению, я и не воображал, чтоб на Чудов было нападение. Но владыкин дух все сие предвещал; нрав народа был ему известен.
В тот же вечер, обратившаяся от Варварских ворот, чернь устремилась ночью на Чудов монастырь и, разлоглав ворота, искала везде архиерея, грозя убить его.
Все, что ни встречалось их глазам, было похищаемо, разоряемо и до основания истребляемо. Верхние и нижние архиерейские кельи, те, где я с братом имел квартиру, экономские и консисторские и все монашенские кельи и казенная палата, со всем, что в оной ни было, были разграблены.
Окны, двери, печи и все мебели разбиты и разломаны; картины, иконы, портреты, и даже в самой домовой архиерейской церкви с престола одеяние, сосуды, утварь и самой антиминс в лоскутки изорваны и ногами потоптаны были от такого народа, который по усердию будто за икону вооружался. Тому же жребию подвержены были наши библиотеки и бумаги.
В то время жил в Чудове, для излечения болезни, приехавший архимандрит Воскресенского монастыря, Никон, меньший брат архиерея. Чернь, нашед его и почитая архиереем, не только совсем ограбила, и хотя до смерти не убила, но так настращала, что он от страха в уме помешался и вскоре умер.
Наконец, какое было зрелище, когда разбиты были чудовские погреба, в наем Птицыну и другим отдаваемые, с французской водкой, разными винами и аглинским пивом. Не только мужчины, но и женщины приходили туда пить и грабить.