Русский диверсант абвера. Суперагент Скорцени против СМЕРШа

Я запрыгнул в пустой кузов и сел на узкую деревянную доску со стороны кабины, вещмешок положил у ног. Спиридонов устроился рядом с шофером — показывать дорогу. Когда тронулись, я накинул поверх шинели плащ-палатку, поднял и поглубже натянул на голову капюшон: праздно смотреть по сторонам у меня не было ни малейшего желания. По натуре я человек любознательный и при других обстоятельствах с большим удовольствием совершил бы экскурсию по этому древнему городу. Но сейчас обстановка и настроение явно не располагали к осмотру достопримечательностей: я здесь не в качестве туриста!

Прикрыв глаза, я наконец согрелся и, словно в легкий сон, погрузился в воспоминания годичной давности. Недавнее письмо от Евы не давало мне покоя…

В августе сорок третьего я получил свой первый на службе в абвере полноценный двадцатидневный отпуск (к тому же за вычетом проезда по железной дороге к месту отдыха). В то время я проходил службу в объединенном штабе «Валли», которому подчинялись все абверкоманды, приданные немецким группам армий «Север», «Центр» и «Юг».

В июле меня направили в район Курской дуги, где германские войска под командованием фельдмаршала Гюнтера фон Клюге осуществляли, вернее, пытались осуществить крупнейшее наступление на позиции советских войск — операцию «Цитадель». До конца июля, почти до самой сдачи города и вступления в него Красной Армии (это произошло 1 августа), я находился в Орле: в составе одной из абверкоманд выполнял важное задание диверсионного характера. В конце концов немецкая группировка «Центр» стремительно покатилась на запад под мощными ударами Красной Армии: силы были слишком неравны.

Несмотря на общее отступление немецких войск под Курском, вины армейской разведки в этом не было: наоборот, абвер в той нелегкой ситуации оказался на высоте. Я в числе других моих коллег получил благодарность в приказе, подписанном тогдашним шефом абвера адмиралом Вильгельмом Канарисом, а в довесок — отпуск почти на три недели. Одновременно со мной отпуск получил мой сослуживец по штабу «Валли» лейтенант Ганс Клост: будучи ровесниками, мы сблизились и подружились. Поскольку ехать мне было некуда и не к кому, Ганс пригласил меня с собой: он собирался к родителям и сестре в Кенигсберг — там же проживала его невеста, Урсула. Я с удовольствием согласился — не торчать же весь отпуск в своем подразделении в прифронтовой полосе! Обстоятельства сложились так, что ехать нам пришлось через Берлин: наш абверовский шеф полковник Губерт поручил Клосту доставить туда какую-то важную для него посылку (видимо, не доверяя полевой почте — в военной обстановке корреспонденция не всегда доходила до адресатов), Я никогда раньше не бывал в немецкой столице, и сделать такой крюк по пути мне было интересно, а Гансу, как оказалось, даже приятно — в Берлине у него проживал родной дядя, брат отца. До столицы рейха мы добирались не менее трех суток в поезде, заполненном военнослужащими разных родов войск: пехотинцами в серо-зеленых мундирах, танкистами в черной униформе, летчиками в голубоватых тужурках. Позже, уже в Прибалтике, появились военные моряки: в купе к нам подсел лейтенант-подводник, тоже отпускник. Помню, он рассказал много интересного о войне на море. «Я бы тоже мог рассказать тебе много интересного, — думал я, слушая его истории. — Специфика профессии не позволяет». Мы с Гансом были обмундированы в армейскую униформу и, чтобы избежать ненужных расспросов, представлялись обычными пехотинцами. Штатские костюмы заботливо уложили на самое дно чемоданов — берегли до Кенигсберга.

К Берлину наш поезд подошел почти на рассвете, но у входного семафора мы несколько часов простояли на запасных путях: как объявил проводник, англо-американцы бомбили район вокзала. Оттуда доносились глухие разрывы авиабомб, а совсем рядом раздавались громкие хлопки выстрелов зенитных орудий — одна из батарей ПВО располагалась где-то поблизости. Я в числе других пассажиров вышел из вагона и завороженно наблюдал великолепный фейерверк в еще темном в этот предрассветный час небе: яркие вспышки разрывов зенитных снарядов в высоте, лучи прожекторов и, наконец, череду огненных всполохов. Это загорелись, покинув боевое построение, и стали падать, оставляя за собой искристый шлейф, пять или шесть гигантских четырехмоторных бомбардировщиков. Над столицей рейха виднелось гигантское зарево от пожаров…

Ганс, стоящий рядом со мной, был удручен. На фронте мы, конечно, слышали о массированных бомбардировках городов Германии, но одно дело — слышать, а другое — увидеть воочию…