Нас провожали Караганов, Хмарский, Суит-Лана и Суит Джо Ньюмен. Наш багаж был намного легче, чем раньше, потому что мы раздали все лишнее ― костюмы, пиджаки, камеры, все оставшиеся вспышки и неотснятые пленки. Мы залезли в. самолет и заняли свои места. До Киева было четыре часа лета. Капа держал коробку в руках, но открыть не смел. Если сломать печати, ее не пропустят. Он прикинул на руке, сколько она весит.
― Легкая, ― жалким голосом произнес он. ― Там лишь половина пленок.
Я предположил;
― Может, они туда камней наложили, а пленок там и вовсе нет.
Он потряс коробку.
― Похоже, что это пленки, ― сказал он.
― А может, старые газеты? ― спросил я.
― А ты ― сукин сын, ― заметил он. И стал спорить сам с собой.
― Что они хотели изъять? Ведь там же нет ничего плохого.
― Может, им просто не нравится, как Капа снимает, ― предположил я.
Самолет летел над огромными равнинами, лесами, полями и серебристой извилистой речкой. День был прекрасным, и низко над землей висела голубая осенняя дымка. Стюардесса отнесла экипажу лимонад, вернулась и откупорила бутылку себе.
В полдень мы приземлились в Киеве. Таможенник весьма поверхностно осмотрел наш багаж, но коробку с пленками схватил. Он был явно предупрежден. Таможенник разрезал веревки, ― Капа все время смотрел на него, как овца перед закланием. Потом таможенник улыбнулся, пожал нам руки, вышел, дверь закрылась, и заработали моторы. Когда Капа вскрывал коробку, у него тряслись руки. Вроде бы все пленки были на месте. Он улыбнулся, откинулся назад и заснул прежде, чем самолет поднялся в воздух. Кое-какие негативы забрали, но немного. Они вынули пленки, на которых было много видов сверху, также исчезла фотография безумной девочки из Сталинграда и снимки пленных, но не взяли ничего, что нам казалось важным. Фермы и лица, фотографии русских детей ― все это было здесь, именно за этим мы сюда и ехали.
Самолет пересек границу, в первой половине дня мы приземлились в Праге, и мне пришлось будить Капу.
Ну вот и все. Это о том, за чем мы поехали. Мы увидели, как и предполагали, что русские люди ― тоже люди, и, как и все остальные, они очень хорошие. Те, с кем мы встречались, ненавидят войну, они стремятся к тому, чего хотят все: жить хорошо, в безопасности и мире.
Мы знаем, что этот дневник не удовлетворит никого. Левые скажут, что он антирусский, правые ― что он прорусский. Конечно, эти записки несколько поверхностны, а как же иначе? Мы не делаем никаких выводов, кроме того, что русские люди такие же, как и все другие люди на земле. Безусловно, найдутся среди них плохие, но хороших намного больше.