Русский дневник солдата вермахта. От Вислы до Волги. 1941-1943

По его мнению, народ Австрии была растлен. Он не соглашался с тем, что Гитлер являлся своеобразным скальпелем в руках божественного хирурга, что его фигура имела тайный смысл. Хорошо развитый инстинкт Рюкенштайнера, имевшего цыганско-богемские корни, подсказывал ему, что Гитлер являлся преступником.

– Да ну тебя с твоей теорией божественного бича, – отмахнулся он. – И кто только в это верит?

– Ты забываешь, что боги были на стороне Аттилы[37].

Наша рота была на марше, пока не достигла долины реки Десна[38], чьи воды по цвету напоминали грозовые облака. На следующий день мы дошли до села Сопин. В моих воспоминаниях все смешалось. Остались лишь отдельные эпизоды и впечатления: десятикратные попытки взятия высоты, перерывы между боями в лесочке, разорвавшийся снаряд на полевой кухне, повар без руки и Цанглер, надвигающийся с поднятыми кулаками на курьера, потерявшего под обстрелом свой велосипед, с криком: «Уж лучше бы вы, чем велосипед!», Доршик[39] и Чагов. Так, кажется, назывались эти Богом забытые деревушки. Никогда раньше не слышал эти названия. Это была уже не Европа. Так и казалось, что вот-вот появятся верблюды и напугают своим видом и запахом наших лошадей.

Русский корпус, отрезанный в результате наших марш-бросков от основных сил, в течение дня выпустил по нас весь свой боезапас снарядов. И снова дом какой-то повитухи, где я помогал Эрхарду выпекать хлеб. Поразительно, как ловко он обращался с ухватом и коромыслом – странной утварью домохозяйки. Ему даже были известны их названия.

Потом снова дождливые дни, марши, которым, казалось, не будет конца. Мы промокли насквозь и бегали, чтобы согреться. Время от времени я скакал верхом, чтобы дать отдых своим ногам. Запомнился издыхавший белый конь, которому пуля попала прямо в глаз. Впереди нас было Черное море, и мне вспомнились легенды по поиску Золотого руна, рассказы о Колхиде[40] и Трапезунде[41]. Шел непрерывный дождь, капли которого все время попадали мне за шиворот. На скаку, размечтавшись, я незаметно для себя задремал, и мне приснился странный сон. Будто бы я стал лошадью и меня будит конь. Тут я и проснулся.

После обеда 27 июля мы в колонне поднимались на какую-то высотку. Внезапно разорвалось несколько снарядов. У одной повозки лопнула шестеренка, и она завалилась. Один возница был убит, а у другого оторвало обе руки. Он с криком бросился прочь, но тут же замертво упал.

Вечером того же дня при переодевании я впервые обнаружил у себя вшей, стыдливо умолчал об этом, но скоро обратил внимание на то, что вся рота стала нещадно чесаться.

Глава 3 Бои на Днепре

Первым взводом нашей роты командовал лейтенант Гетц. Еще во Франции мы стали с ним друзьями. Это был высокий крепкий мужчина из Швабии. До войны он учился на агронома. Ему потребовалась вся его ловкость, чтобы добиться моего перевода в свой взвод, поскольку мне становилось все труднее выносить Цанглера.

Взвод расположился на отдых в лесочке у Фебровки. Гетц встретил меня радушно, похлопал по плечу и сказал:

– Ты будешь у меня угломерщиком. Вот тебе жареная курица. Сломай себе ветку с вишнями. Попробуй сотовый мед.

Солдаты в его взводе жили хорошо и держались друг за друга. Батальоном, к которому они были приписаны, командовал решительный майор Варт родом из Хайльбронна. Какая разница с жизнью при штабе роты и обозе! Все ели и пили одинаково, каждый точно знал свою задачу, все движения были отточены. Люди не испытывали от службы душевных перегрузок. Гетц, как толковый начальник, добивался всего, чего хотел. И если все старались избегать Цанглера, который не переносил, чтобы люди сидели без дела, то отношение к Гетцу было совсем иным. Он, например, когда видел, что его солдаты обливаются потом, говорил:

– Снимите куртки.

Гетц мыслил простыми категориями и был прирожденным лидером. Цанглер никогда не позволял, чтобы кто-то протянул ему свой кусок мыла и полотенце. Гетц делал это с детской наивностью и на «ты» разговаривал с солдатом Фербером, австрийцем из Инталя. Когда мы забивали свинью, Фербер всегда получал кусок на пробу, а мы с нетерпением ожидали его оценки: какое получилось мясо? Сочное ли оно или пересушено? Пересолено или переперчено? Потом все трапезничали в свое удовольствие. Большой рост, тучная фигура и природная сила Фербера, а также его сельскохозяйственные познания вызывали всеобщее уважение.

Мы шли от одной деревни к другой, от одного двора к другому в едином строю. Никто не мешал своему соседу. Гетц мудро распорядился, чтобы люди чередовались. Кто ехал на повозке, кто на лошади, но пешком не шел никто. Он хотел, чтобы его взвод всегда находился рядом с ним, поэтому унтер-офицер Блум, курьер Фельдер, два радиста, коновод и я всегда были у него под рукой.

Иногда, когда остановка затягивалась, Гетц давал распоряжение организовать обед для людей и лошадей. На грязевых щитках передков расставлялись банки, хлеб, куски жаркого, горшочки с маслом.