Русский дневник солдата вермахта. От Вислы до Волги. 1941-1943

Все смешалось в моем сне: трагическая мелодия, дурман и похмелье от выпитого рома, восторг от Бордо, рядовой Лазарь, перепивший вина в погребке Ирсона. Я вновь увидел его, валявшегося без чувств. Обстановка сменилась. Теперь передо мной встала палатка, брезентовые стенки которой были прошиты дырами от пуль, с распростертыми внутри телами. Пятеро человек с переплетенными конечностями лежали друг на друге, словно только что нарубленные дрова. И запах крови. Вдруг появились марокканцы в красных халатах, Цанглер в одеянии офицера спаги[14], скачущий по садам Шантильи. Настоящий винегрет из вымысла и реальных событий. Победы, которые невозможно потерять или изменить, поскольку они вошли в историю: падение Польши, Франции… И над всем этим лились песни и плач Давида, одетого в доспехи. Грезы, одним словом!

Нас разбудил рев моторов самолетов, пронесшихся на крутом вираже чуть ли не над нашими головами. В утреннем небе под лучами восходящего солнца шла битва между «мессершмитами» и русскими летчиками.

При свете дня дело пошло быстрее. Мы вышли на шоссе, вдоль которого была проложена летняя дорога для движения тракторов и прогона скота. Шоссе было вымощено булыжником. У нас так выглядели дороги лет двадцать назад. Мы построились и двинулись на восток. Наша пехота была уже далеко впереди, а русские еще дальше.

В селениях нас встречали как освободителей. Русские нарушили польские аграрные устои, национализировав землю, что имело смысл в отношении помещиков. Но как только они стали превращать крестьян в рабочих, сразу же утратили ореол борцов против капиталистов. Навстречу нам выходили мужчины с хлебом и солью, женщины щедро угощали нас молоком, а девушки надевали свои лучшие наряды. Повсюду развевались украинские флаги. Мы вынуждены были смотреть представления, которыми украинский народ хотел выразить перед немцами свое предвкушение грядущей свободы. С присущим побежденному противнику унижением местные жители утверждали, что Красная армия плохо одета, слабо вооружена и практически не имеет налаженного снабжения. Но что касается дисциплины, то она по-варварски строга.

Мы жадно ловили каждое их слово, нас интересовали все детали, касающиеся таинственного противника. Но вскоре выяснилось, что все сведения были далеки от действительности, поскольку являлись своеобразным выражением ненависти, страха и злословия. Не соответствовали действительности и географические понятия. Для польских крестьян Киев был недалеко, польское значение слова «Украина» ассоциировалось у них с русской Украиной. Они не разделяли польскую и русскую части этой территории, воспринимая ее как единую страну, имеющую одни расовые корни, язык, религию и историю.

В городах отношение к нам было иное. Мы проследовали через Радехов, пустой, разграбленный и унылый во всех отношениях. Жители его покинули. Здесь шли бои. При выходе из города мы увидели стоящие поперек траншей восемь или десять русских танков, напоминающих искореженные жестяные банки. Их экипажи состояли из трех или четырех человек. Танкисты не смогли выбраться наружу и уже мертвыми продолжали сжимать кто пулемет, кто рычаги управления, кто ручку наведения. Одни были изранены, на других обгорела только форма, а некоторые обуглились полностью. Мертвенно-белые руки и лица, напоминающие восковые маски, бритые затылки и вздувшиеся на жаре животы производили удручающее впечатление. Похоже, они стали жертвами серийного бомбометания по движущейся колонне.

За Радеховом раскинулся городской парк с широкими протоптанными тропинками. Мы заехали в него и стали занимать оборону, так как пришло сообщение, что со стороны Лемберга были замечены танки противника. Наша главная линия обороны проходила по восточному краю парка. Ближе к ночи мне вновь было поручено разыскать командный пункт на шего полка, который должен был находиться где-то в лесу. Я сбился с направления и оказался в расположении нашего левого соседа. Там мне подсказали дорогу, и я, оседлав свой велосипед, немного проехал и натолкнулся на разведотряд нашей 2-й роты.

– Как ты здесь очутился? – спросили меня.

Пришлось объяснять, что к чему. Они сильно удивились и раскрыли мне глаза на то, что вместо того, чтобы ехать в тыл, я направился вперед в сторону противника. Настала моя очередь удивляться:

– Странно, но мне не довелось увидеть ни одного русского!

– Охотно верим, – откликнулся унтер-офицер. – Однако имей в виду, вся местность так и кишит разведгруппами русских. Давай мы отметим тебе на карте дорогу.

Услышав, что у меня нет карты, он только покачал головой, а затем рукой указал правильное направление. Вскоре после этого мне повстречался Хайне, с которым мы пили на брудершафт в Санлисе. Только потом я наконец добрался до командного пункта полка. Цанглер был уже там. Он с ухмылкой поприветствовал меня и пригласил в палатку к курьеру. Похоже, ему было радостно видеть хоть одно знакомое лицо. Цанглер предпочитал проводить время с курьерами, а не с офицерами.