Русский дневник

«Люди, которые пытаются рассказать вам, что такое авианалет на Лондон, начинают с описания пожаров и взрывов, но в итоге почти всегда переходят на какие-то совершенно крошечные детали, которые вкрались в их описание и стали глубоко символическими… „Это стекло, – говорит один человек, – это звон разбитых стекол, которые выметают по утрам, ужасный ровный звон…“ Это старушка, которая продает маленькие жалкие веточки сладко пахнущей лаванды. Ночной город рушится под бомбами, от горящих зданий становится светло, как днем… Но в короткие паузы в диком грохоте слышен ее скрипучий голос: „Лаванда! – призывает она. – Купите лаванду на счастье!“»

Сами бомбардировки в сознании очевидцев расплываются и начинают походить на кошмарный сон, но мелкие детали по-прежнему остаются резкими и не забываются.

Здесь, как и в других лучших образцах своей публицистики, Стейнбек фокусируется на маленьких сценках, происходящих в разгар катастрофических событий. В «Русском дневнике» это сталинградская девушка, живущая в руинах. Это бухгалтер, гордо показывающий семейный альбом, спасенный от всеразрушающей силы войны. Это фотографии погибших воинов на стенах маленьких украинских домов. Такой же подход использует Стейнбек и в прозе. Так, нищета Джоудов в «Гроздьях гнева» лучше всего передается в своего рода заставках: разговорах Мэй с Розой Сарона, бесшабашных танцах в правительственном лагере, в поведении дяди Джона, который пускает тельце мертвого ребенка вниз по течению реки, – все эти картины легко переносятся на кинопленку. Главная сила Стейнбека как писателя состоит не в том, что он тщательно выстраивает линию повествования – это как раз происходит редко, и мало какие из его романов тщательно выписаны. В лучших работах Стейнбека проявляется его сценическое вИдение. В 1930-х годах оно реализовывалось под сильным влиянием документальных фильмов, в 1940-х годах – в виде приверженности к точности, в виде использования нетипичных точек зрения на предмет или же обостренно типичных. Кроме того, как отмечал знаменитый военный корреспондент Эрни Пайл, с которым писатель встречался в Северной Африке, Стейнбек привнес в военные репортажи тонкое сочувствие к нюансам благородных и омерзительных поступков простых смертных. Мне кажется, что ни один другой писатель не обладает такими качествами. И определенно, нет другого писателя, который смог бы так точно уловить и выложить на бумагу то сокровенное, что большинство людей о войне не знают – рассказать о беззаветной храбрости, вульгарности, нелепо деформированных ценностях или ребяческой нежности, которые скрыты в каждом из нас.

В лучших образцах публицистика Стейнбека захватывает нас неослабевающим вниманием к повседневным, но выразительным сценам или историям. На протяжении 1950-х и 1960-х годов писатель все чаще обращается к журналистике; он готов сам финансировать поездки за границу для написания статей, он хочет сам увидеть, какими событиями поглощен мир. Большую часть своих путевых заметок Стейнбек написал в начале 1950-х годов; одним из лучших таких произведений является «Американец в Париже» – в 1954 году его опубликовала газета Le Figaro. В 1966 году усталый и нездоровый Стейнбек отправился во Вьетнам, чтобы в очередной раз увидеть войну. Записки об этой поездке составили замечательную серию «Писем к Алисии». Как утверждает Джексон Бенсон, биограф писателя, Стейнбеку было необходимо «бывать на сцене, где продолжается действие. Это было частью его неугомонной натуры. Похоже на принуждение, на зависимость… Но некоторые журналисты всегда рвутся в глаз бури».

III