Читаем Русский доктор в Америке. История успеха полностью

И вот мы впервые вышли на нью-йоркский воздух. Дул такой пронзительный ветер, что буквально сносил нас с ног. Наклонившись вперёд против ветра, мы гуськом шли к автобусной остановке. Я поддерживал отца, Владимир вёл мою маму, а Ирина, захлёбываясь от ветра, семенила сзади, придерживая полы плаща. После мягкого климата Италии мы сразу порядочно промёрзли. Таких сильных ветров ни в Италии, ни в России не бывало. Первое же знакомство с природой показало нам, что в Америке она мощней.

Второе наше сильное впечатление — размеры автомобилей. Пока мы ждали своего автобуса, перед нами сплошным потоком мягко проплывали гигантские длинные лимузины и другие большие автомобили. Они удивили нас, мы привыкли к значительно меньшим размерам европейских, а особенно миниатюрных итальянских автомобилей. Да, было ясно, что мы попали в другой мир.

Великолепная скоростная автострада тоже поразила нас. Ведущая сказала, что нас везут в Манхэттен. Сидя на переднем сиденье, я пристально всматривался вдаль.

Там виднелся какой-то ярко освещённый дом. Казалось, что он стоит на вершине большой горы.

— Что это освещено там, высоко на горе?

— На какой горе? — удивилась ведущая. — О, так это не гора, это просто освещённая верхушка Импайер Стайте Билдинг, одного из самых высоких небоскрёбов.

Очень просто!.. Я в жизни не видел небоскрёбов и не представлял, что они такие высокие. Я решил вопросов больше не задавать, чтобы опять не попасть впросак.

Что я знал о Манхэттене? Знал, что это один из районов города, практически ничего. Ведущая сказала, что мы въезжаем на Бродвей. Я знал, что это должна быть одна из самых шикарных улиц города, и прильнул к окошку, чтобы рассмотреть. Поражали громадные здания и масса света. Автобус остановился, и нам сказали, что это 91-я улица и мы возле нашей гостиницы «Грейстоун». Называть улицы по номерам было для нас непривычным, во всей нашей прошлой жизни они имели именные названия.

Первый же человек, кого я увидел в вестибюле, была моя тётка Люба. Маленькая и сухонькая (ей было 88 лет), она ждала нас здесь уже четыре часа. Мы и обрадовались, и поразились. Оказалось, что это она просила разместить нас здесь, потому что сама жила неподалёку — на 96-й улице. Она вместе с моими родителя поехала к себе и пригласила нас прийти к ней на поздний обед, как только мы разместимся в номере. Хотя из-за перелёта мы не спали уже 24 часа, но отпраздновать такую большую радость было необходимо.

На лифте нас поднимал первый чёрный, которого мы здесь увидели, молодой и высокий парень. Несколько беженцев втиснулись в лифт. Не обращая на нас внимания, он жевал резинку, мычал какую-то мелодию, дрыгал коленками в такт песне и небрежно нажимал на кнопки. Довезя нас до этажа, так же жуя и мыча, он выставил челюсть, произнёс что-то вроде «а-э-у» и швырнул вслед нам какой-то пластиковый пакет. Ни того, что он сказал, ни того, что это за пакет, мы не поняли. Комната была маленькая, серая, неуютная, всего две кровати на нас троих, повернуться негде, окно выходило прямо на близкую стену напротив. Мы даже растерялись: от Америки мы ожидали лучшего. Ладно, всё равно уже поздно и нам надо спешить к Любе — завтра разберёмся.

Пластиковый пакет остался лежать снаружи у нашей двери.

Пять кварталов по Бродвею, от 91-й до 96-й улицы, мы шли с опаской: уже 11 часов ночи, народа на улице почти не было, изредка попадались какие-то странные фигуры неряшливо одетых чёрных. Мы старались держаться подальше от них. Уж как ни мало мы знали о Нью-Йорке, но что это опасный город, нам было известно.

У Любы в квартире была красиво, уютно и тепло. Бездетная вдова, она теперь жила вдвоём с подругой, тоже вдовой. Но та временно была в госпитале, и Люба пока отдала моим родителям её спальню. Две эти совсем небогатые старушки жили обеспеченно, как только мечтали бы жить советские вдовы. Мы сидели за столом и обсуждали наши планы. Я рассказал, что мы получили разрешение на въезд в Америку раньше, чем ожидали. Люба сказала спокойно и тихо, как всё, что делала:

— Это потому, что сенатор Перси просил за вас американского посла в Италии.

— Сенатор? Как сенатор мог знать о нас?

— Я просила моего хорошего знакомого, который работает с сенатором.

— Ах, вот оно что!..

Люба добавила:

— Тебе надо привыкать, что у нас в Америке многое делается по частной рекомендации. Ведь это страна частной инициативы. Американцы очень открытые люди, все разговаривают обо всём откровенно. Если у тебя будут возможности, заводи знакомства с влиятельными людьми. Это поможет твоему успеху.

Люба эмигрировала из России совсем молодой, в 1914 году, ещё до начала Первой мировой войны. У неё был удивительно острый и чёткий ум и здравые суждения. Она прожила в Америке более пятидесяти лет и, конечно, знала, что говорила.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии