Он увидел, что она ощутила приход, и по тому, как закрылись глаза и искривленные страданием губы тронула робкая улыбка незнакомого наслаждения, понял, что это ее первый опыт.
Дима дождался, пока она уснет, и отстегнул фиксирующие ремни. Голова девушки свесилась набок. Выражение детской беззаботности и беззащитности на ее лице, которое иногда бывает у спящих, поразило его. Осторожно придерживая девушку, он разложил кресло. Она что-то забормотала во сне, всхлипнула и вдруг доверчиво прижалась к нему. Совсем как потерявшийся щенок, которого взяли на руки. Он замер, прикрыв глаза и ощущая ее дыхание у своей груди. Затем положил ее на спину, зафиксировал ремнями и прикрыл простыней. Напряжение последних часов схлынуло, и усталость навалилась, как снежный обвал. Дима разделся и, морщась от боли, растер руки смягчающим гелем. Привычно, как домохозяйка ужин, приготовил дозу и, уколовшись, прилег на водяной матрас.
— Итак, ты не уберег ее.
Волохов стоял, облокотившись о парапет набережной, и плевал в серую мутную воду. По Москва-реке плыли окурки, щепки, пустые пластиковые бутылки и радужные бензиновые пятна. Прошел буксир. Грязная пена билась о каменные стены набережной.
— Чего молчишь? — Александр Ярославович, стоя спиной к реке, разглядывал кремлевские стены.
Накрапывал дождь, стены были бурыми, как промокшая шерсть поднятого оттепелью из берлоги медведя. Тополь, упавший во время бури, повредил несколько зубцов и рабочие восстанавливали их, стоя в выдвижной корзине аварийной машины.
— Что мне было, привязывать ее? — Волохов в очередной раз плюнул в проплывающий окурок и промахнулся.
— Да что угодно, — взорвался Александр Ярославович, — дома запирать, веревками вязать, снотворным поить. Все что угодно!
— Что теперь говорить…
— Да уж, теперь говорить нечего. Прекрати наконец плеваться!
Волохов повернулся спиной к реке, сунул руки в карманы куртки и прислонился к парапету. Глаза у него были покрасневшие, щетина на подбородке придавала вид разбойничий и устрашающий.
Александр Ярославович брезгливо посмотрел на него.
— Ты что, опять в лесу ночуешь?
— В радиусе километра от дома
— Теперь уже неважно, что он решил, — раздраженно заметил Александр Ярославович, — ты отдал ему инициативу…
— Мы отдали инициативу, — внешне спокойно поправил Волохов.
Александр Ярославович засопел, сдерживаясь.
— Хорошо, мы отдали инициативу. Сидели и ждали, когда
— А кого искать? В чьем он теле, мы не знаем.
— Тогда, я полагаю, надо исходить из пророчества.
Волохов опустил глаза и медленно заговорил, вспоминая.
— В лето жаркое, когда какие-то там гадости овладеют народом серым и убогим…
— Не ерничай.
— …возьмет он деву красную — деву
— Вот! Я думаю, исходить надо из этого. Он может менять облик, но зачать захочет естественным образом. Я думаю, изначально, он в мужском теле.
— …из порочных людей собранных, — продолжал Волохов. — Собирать, кстати, проще в женском теле. Суккуб Суккуб — демон, принявший женский облик для вступления в половые связи с людьми., как вы знаете, может соблазнить кого угодно…
— Говори за себя, пожалуйста.
— Я имею в виду не вас, а нормальных людей. В смысле — обычных, — поправился Волохов.
— Возможно, но хранить собранный материал удобнее в мужчине. Нет?
Волохов покачал головой.
— Я попробую выяснить, не было ли чего-то необычного в последнее время, но Москва — большой город.
— Пороки, с точки зрения веры, …
— Тогда мне придется проверять все десять или двенадцать миллионов жителей и приезжих. Ибо сказано: кто без греха…
— Прекрати, Волохов. Ты знаешь пророчество, вот и ограничь круг поисков в соответствии. — Александр Ярославович поежился, — прохладно становится.
Дождь усилился, рабочие накрыли разрушенную часть стены брезентом и собирали оборудование. Собор Василия Блаженного мрачной громадой царил над рекой. Набережная была пуста, только одинокий рыбак в блестящей ветровке щурил глаза, надеясь разглядеть в сумерках прыгающий на волнах поплавок.
— Подбросить тебя? — спросил Александр Ярославович.
— Нет, пройдусь пешком.
— Ну, как знаешь. Я пока не буду докладывать, но долго тянуть не смогу. Не забудь, от этого дела зависит ваше будущее. Если мы с тобой проиграем, такое начнется, что еще лет двести забвения вам обеспечено.