Русский экзорцист (Отчитывающий)

– Ой, отец благочинный! Прими покаяние, отпусти грехи, – он молитвенно сложил руки перед грудью и закатил глаза, – а то помру ведь, не раскаявшись.

Голос у него был такой же сальный, как и физиономия.

– Заткнись, Гусь, не время, – оборвал весельчака хозяин.

Гусь, пожав плечами, налил себе водки.

– Как скажешь, Олег.

Сидевшие у стола два крепыша с бритыми затылками и смуглый мужчина в темных очках продолжали молча закусывать. Женщина в черном, не обращая ни на кого внимания, сделала себе укол и, согнув руку в локте, раскинулась на софе, положив голову на спинку. На лице ее блуждала отрешенная улыбка. Хвостик поросенка, свисающий изо рта, напоминал плохо свернутую потухшую самокрутку.

– Где усопший, – негромко обратился к хозяину отец Василий.

– Да, да, проходите.

Из холла они попали в спальню. Роскошная широченная кровать стояла на боку прислоненная к одной из стен. Обитый алой материей гроб помещался на покрытом скатертью раздвинутом столе. Отец Василий вставил свечу в сложенные на груди руки покойника и зажег ее, прикрывая пламя от тянувшего из приоткрытого окна сквозняка.

– Этот, из морга, м-м…, ну, что заморозку делал, сказал, чтобы приоткрыто было, – пояснил хозяин квартиры.

– Я понимаю, – тихо сказал отец Василий. – Родные и близкие должны присутствовать, Олег …э…не знаю вашего отчества, – сказал он.

– Владимирович, – подсказал парень. Он выглянул в холл, – давайте все сюда. Толян хотел, чтобы все как положено было.

Отец Василий подождал, пока все займут места, негромким голосом напомнил вошедшим, когда при отпевании следует креститься, надел очки в круглой оправе и, открыв псалтырь, начал службу.

Горела, распространяя запах воска, свеча в руке мертвеца. Голос отца Василия, низкий, убаюкивающий, обволакивал собравшихся. Гусь, сдерживая отрыжку, прикрыл рот ладонью. Женщина в черном, казалось, дремала, прислонившись к косяку.

– Почему меня всегда возбуждает запах горящей свечи? – вполголоса спросила она.

– Маша, помолчи хоть сейчас, – шепнул стоящий рядом смуглый мужчина в темных очках. – Это ведь мужа твоего отпевают, а тебе все лишь бы влагалище почесать.

– А хочешь помочь?

– Ты заткнешься или нет, шкура, – зашипел, обернувшись, Олег.

– Да пошли вы все, – Мария толкнула плечом дверь и вышла в холл.

Олег, опустив голову, помолчал, сдерживаясь.

– Продолжайте, святой отец, – сказал он сдавленным голосом.

Священник, приостановивший было чтение, продолжил. Непривычные слова молитвы поначалу заставляли вслушиваться в речь отца Василия, пытаясь уловить смысл. Однако значение полузнакомых слов ускользало, и присутствующие заскучали. Гусь, сунув руки в карманы и покачиваясь с пятки на носок, разглядывал ризу священника, прикидывая ее стоимость. Два похожих друг на друга накачанных парня с бритыми загривками, сдерживая зевоту, неловко переминались с ноги на ногу. Смуглый задумчиво, будто запоминая, смотрел на покойника. Первым не выдержал Гусь. Поковырявшись в зубах ногтем мизинца, он наклонился к Олегу.

– Слышь, Олежек, не могу я тут. Муторно мне, – брызгая слюной в ухо и на щеку, зашептал он. – Пойду я к столу, а то водка киснет, – Гусь игриво подтолкнул Олега плечом. – Лады?

– Вали, – процедил тот. – Ну, а вы чего, – он зло посмотрел на бритых парней, – и вы идите. Жрите, пейте.

– Зря ты так, – пробормотал один из них, бочком протискиваясь в дверь, – мы ж не виноваты.

Олег постоял, опустив голову.

– Вот что, святой отец. Продолжай без нас. И чтобы все как положено было! Не дай тебе бог пропустить чего. Пойдем, Серега, – он взял под руку смуглого, – пойдем выпьем. Все равно ни черта не понимаем.

Священник проводил их взглядом и некоторое время продолжал читать, изредка поглядывая на дверь. Затем, сняв наперстный крест, отбросил его от себя, брезгливо передернувшись. Скользнув по фигурному паркету, крест отлетел в угол. Возвращаясь к началу книги, священник перевернул прочитанные листы псалтыря, вынул из широкого рукава влажную губку и быстро провел ей по первой странице. Между строк молитвы проявился написанный от руки текст, который и начал читать, как бы в продолжение отпевания, отец Василий. Поменяв тембр голоса, и переставив ударения, он стал произносить слова нараспев, покачиваясь из стороны в сторону в ему одному ведомом напевном ритме.

Подошедший к двери Гусь прислушался, перестав на мгновение чавкать холодцом. Слова священника сливались в невнятное бормотание. Из-под двери тянуло холодом и запахом воска. Гусь поежился, выругался и вернулся за стол.