Русский Эрос "Роман" Мысли с Жизнью

Наконец наступает высший момент: полет Руслана в небо на бороде Черномора — восхищение, упоение битвы — и вот удар, срезана борода — и сила истекает, наступает сладкая истома, тишина, утро и пробуждение. A propos — усекновение Русланом бороды Черномора — это русский вариант всемирного космического мифа, который у Гесиода в «Теогонии» выступает в рассказе об оскоплении Кроносом отца своего Урана (древнейшее проявление Эдипова комплекса). Суть этого мифа — отнятие эротической силы у прежнего поколения титанов, преисподних духов, гномов, укрощение стихий хаоса, поворот круга времени (Хронос) и начало Космоса, установление в мире нового строя: власть новых богов- олимпийцев наступит[3]. Вообще Пушкин — один из наиболее одаренных пониманием Эроса русских поэтов, и, как про Гомера и Гесиода говорили, что они дали эллинам их богов, так и Пушкин — русский мифотворец: он открыл русские варианты космических событий. Так, его поэма «Медный всадник» о том, как река: «космическая женская влага — отомстила городу, Петру (petra — камень по-гречески) за насилие над собой, — есть русский вариант мифа о потопе, известного по Библии, по греческому преданию о Девкалионе и Пирре и др. В поэме «Гавриилиада» он открывает то, что, по аналогии с Эдиповым комплексом, можно бы поименовать «комплексом Марии»: дева Мария в поэме Пушкина размышляет: Один, два, три! — как это им не лень[4].

Могу сказать, перенесла тревогу: Досталась я в один и тот же день Лукавому, архангелу и богу Но именно об этом мечтает русская женщина в любви: чтобы она одновременно была и ангельски светлой, духовной, божественной; и огненно-страстной, дьявольской; и просто человеческой; она хочет испытать зараз рай, ад и землю. И недаром подобные же хороводы мужчин заводят вокруг себя героини Достоевского: Настасье Филипповне нужен и князь Мышкин — ангел света, и черномазый Рогожин (который и заколет ее ножом: тоже эротический символ — прободения), и мелкий земной бес Ганя Иволгин, и свора разной нечисти и пузырей земли. То же самое и Наташе Ростовой пришлось пройти через романтически-идеаль-ную любовь к неземному князю Андрею, чувственную преисподнюю страсть к Анатолю Курагину, пока не сочеталась с земным Пьером Безуховым (были еще рассудочный Борис Друбецкой и лихой гусар Денисов). И в «Братьях Карамазовых» Грушенька играет мужским множеством, в которое входят: человечный Митя, инфернальный Вельзевул — сладострастник — отец — Федор Павлович Карамазов [5]! но ее влечет приблизить к себе и чистого ангела Алешу. Кроме того, на втором плане вокруг нее увиваются: рассудочный Ракитин, какой-то поляк — любовь девичества и т. д.2

Таким образом, везде мы сталкиваемся как бы с мужской артелью. Неслучайно и Эдипов комплекс в России совершенно точно выражен в романе Достоевского множеством братьев (Иван, Алеша, Митя Карамазовы и Смердяков), которые так или иначе причастны и совершают убийство отца Карамазова. Везде здесь на место западного принципа единоличности русский принцип артельности, соборности, множества

Это имеет связь с типом оргазма русской женщины, который можно проследить по сну Татьяны. Сон Татьяны — тоже восхищение девы. Поток в снегу — это видение эротической влаги мира; мосток через него хрупкий — это как покров девственности; пройти через мосток, оставить его за собой помогает медведь: от него исходит эротический испуг; бегство и погоня, продирание через лес — это перегонки самого страстного действа в ритме телодвижений: она падает, запыхивается. Само страстное действо, как езда на перекладных, состоит из нескольких актов — ступеней слияния с бытием, причащения к разным кругам мироздания (совершается в сжатом виде то же паломничество пилигрима сквозь мир, как и в «Божественной комедии» Данте).[6] Так, Татьяна, проваливаясь на новый этаж эротического исступления, попадает на шабаш чудовищ: «Один в рогах с собачьей мордой, Другой с петушьей головой, Здесь ведьма с козьей бородой… а вот Полужуравль и полукот. Вот рак верхом на пауке, Вот череп на гусиной шее» и т. д. Химеры, составленные из разных частей, — это в шабаше Эроса носятся и соединяются разные суставы, члены тел — и порождаются дивные новые существа от смешения: всесильный космический Эрос в своей страстной свистопляске все что угодно соединить может

Но видя этих чудовищ, Татьяна именно в себе обнаруживает эти возможности: что и в ней «хаос шевелится». Ведь если то, что мы видим днем, наяву, — это нам данное как объекты извне, то уж сновидение — это извлечение того, что таится в нутре нашем — это выявление состава нашего «я». И проваливаясь в ходе страстного состояния все глубже на новые этажи бытия, человек узнает свое родство со все новыми и новыми стихиями, чудовищами мира: у Татьяны это поток, лес, медведь, бесстыжая пляска химер — но это одновременно новое откровение мира себе и себя миру: срываются покровы, существа мира отверзаются навстречу друг другу, и между них воцаряется открытость — исчез эгоизм, и установилось всепонимание