Русский флаг

Сон долго не шел к Мартынову. Хмель, как и всегда, не держался в голове: стоило ему прилечь, закурить трубку и сосредоточиться - и к нему возвращалась полная ясность сознания. На полу, у печки, тяжело дышал Степан. Мартынов, лежа на свежей постели, впервые в жизни с такой остротой и удовольствием ощущал силу своего молодого, мускулистого тела, которое не смогли победить минувшие два месяца. "Живуч как собака, - подумал он. Нет, пожалуй, покрепче буду. Собаки падали в пути, обезноживали, а я жив-здоров". Он сильно нажал правый бок. Боль едва чувствовалась. "Из казаков один Степан достиг Гижигинска. Степан жилистый. Но и Степан послабее меня: вторые сутки в Гижигинске, а никак не выйдет из сонного оцепенения. Придется его здесь оставить..."

Впервые Петропавловск рисовался Мартынову близким, лежащим почти рядом, за тундрой и небольшим горным хребтом. Он почти достиг Камчатки, а уж там сумеет добраться и до порта, где живет Маша Лыткина.

Маша! Пока он мчался по Лене, торопился, выбиваясь из сил, к морю, он старался не думать о ней. Мысль о Маше будила приятное, но тревожное чувство. Оно словно мешало ясно представить себе, какой будет их встреча. Стоило ему вспомнить девушку, представить себя с ней - и все вокруг становилось зыбким, все плыло, мешалось, совсем как в те минуты, когда Мартынову случалось, лежа на берегу Ангары, смотреть на июльское солнце сквозь сетку ресниц, ощущая на лице поток тепла и погружаясь в короткую радужную дремоту. Сегодня впервые Маша долго стояла перед его взором, обрадованная, взволнованная. Он не слышал ее слов, но чувствовал, что она, как и в прежние годы, требует от него ответа на самые главные, самые трудные вопросы жизни...

Тихо заскрипела дверь. Кто-то прошуршал босыми ногами по комнате, приближаясь к Мартынову. Он повернулся на бок и приподнялся на локте.

Шепот хозяйки дома предупредил окрик Мартынова.

- Куришь?.. Думаешь... - сказала она неопределенно.

- А, хозяюшка! - Мартынов опустился на подушку.

- Куришь все, - тупо повторила женщина.

- Ничего, избы не сожгу.

Женщина присела на край кровати.

- Жги, - сказала она со странной покорностью. - Избы не жалко.

- Ишь, отчаянная... Мужа побоялась бы...

Она ничего не ответила. Мартынову почудился короткий вздох.

- Ждал меня?

- Нет.

Женщина пошарила в темноте рукой. Положила ему на грудь влажную, неспокойную ладонь.

Мартынов отвел руку и сказал строго:

- Не ценишь ты себя, баба... Эх!

- Чего мне цениться-то? - громко ответила она, не смущаясь присутствия мужа за стеной. - Видать, мне мужем такая цена назначена.

- Неладно живете, - заключил Мартынов.

Степан заворочался во сне. Женщина склонилась к Мартынову и прошептала с неожиданной ненавистью:

- Мучаюсь. Сам-то у меня гнилой, удавить бы его, да некому.

Мартынов сел на кровати.

- Ты не бойся, я чистая... - Она схватила его за плечи. - Как увидала тебя, сердце зашлось... Сына мне такого, век господа благодарила бы... Не дает господь детей! - простонала она.

Мартынов услыхал тихие рыдания. Неожиданно, против собственного ожидания, он привлек ее и прижал к себе вздрагивающее тело.

- Сиди тихо, - сказал он, - не балуй.

Она продолжала всхлипывать.

- Ты и слова человечьего-то в жизни не слыхала.

- Нешто услышишь его здеся-ка...

- А детей хочешь? Чему ты научишь их? Или американу отдашь в науку сына?

Женщина резко отпрянула.

- Своего ума хватит. Подойти никому не дала бы... Слышь, что я тебе скажу! - Она заговорила быстро, в самое ухо Мартынова: - Ты американу не верь и мужику моему не верь. Крутят они им, как хотят, так и крутят... Намедни они все шептались, каторжника одного вперед погнали, душегубца...

- Ладно, ладно, - нетерпеливо сказал Мартынов. - Ничего со мной не станется, не тронут.

- Слушай меня. Эти ироды все могут... Знать их надо... - Исправничиха вновь прильнула к Мартынову.

- Пускай их бес знает, - резко сказал он. - А мне зачем? Иди. Мартынов мягко отстранил ее. - Да, гляди, за моего казака не зацепись, он мужик злой, баловства не любит.

Она постояла немного, затаив дыхание, потом тяжело прошлепала к двери.

Распахнула дверь и хлопнула ею, как среди дня.

Проснувшись, Мартынов узнал от исправника, что мистер Чэзз решил ехать сегодня вместе с "любезным и веселым офицером", что американцы добыли для есаула две выносливые собачьи упряжки, на которых он доберется до деревни Каменской. Оттуда они поедут на оленях.

Дом исправника стоял в верхней части Гижигинска, рядом с казенными строениями, магазинами для муки и соли. Тут же расположились и три купеческих дома с кладовыми и хозяйственными пристройками. Съезжая на нарте в нижнюю часть, еще более бедную и пустынную, где избы были случайно разбросаны и стояли без труб, со слюдяными пластинками в маленьких оконцах, Мартынов заметил невысокую фигуру женщины, скользнувшую за деревянную церковь.

Мартынову показалось, что он узнал жену исправника. Ни она, ни мистер Бордман из Бостона не пришли проводить его.

IV