Русский флаг

Мартынов забрался в юрту и грубо оборвал купца:

- Ты куда меня завез?

- К друзьям, - промолвил Чэзз, не замечая сердитого тона есаула.

- Почему в сторону свернул?

- Олени устали, - просто сказал он, - менять надо. - Он показал на князька: - Свежих оленей даст.

- Не дури, купчина, со мной шутки плохи, - сказал Мартынов угрожающе. - Где это видано, чтобы за свежими оленями сто верст крюку давать! Пока на дорогу воротишься, и эти пристанут!

Купец схватил его за рукав.

- Не нужно обижаться, господин Мартынов! Маленькая хитрость. Надоело ходить по пустому следу Бордмана. В Пенжинске мне сказали, что сюда придут чукчи с Большого озера и Анадырской губы. У них много мехов, кож... Хотел поживиться, - закончил он извиняющимся тоном. - Беспокойная наша жизнь, господин Мартынов!

Мартынов заставил его собраться немедленно, не открывая торгов. Коряки по приказу князька выбрали из огромного стада ездовых оленей, и Мартынов тронулся дальше, настороженный, враждебно настроенный к своему попутчику.

Купец пробовал восстановить хорошие отношения.

Однажды в стойбище кочующих коряков он показал Мартынову поразительное зрелище: в большой юрте находились четыре коряка, словно отрешенные от мира, безразличные даже к приходу незнакомых людей. Бледные, с мертвыми, стеклянными глазами, они механически жевали какую-то жвачку. Чэзз показал на маленькие берестяные коробочки, наполненные бурыми кусочками.

- Сушеный мухомор, - объяснил Чэзз.

Подойдя к одному из коряков, он больно ущипнул его за щеку. Несчастный не шевельнулся и не ответил на странное приветствие. Чэзз дернул его за прямые, жесткие волосы.

- Хуже скотины...

Есаул оттолкнул Чэзза.

- Не трогай. Не собаки, люди. Больные... Разве не видишь!

Чэзз добродушно заквакал:

- Пьяные...

Мартынов ударил ногой по коробочкам. Кусочки мухомора рассыпались по старой оленьей шкуре. Выходя из юрты, Мартынов заметил, что американец собирал их и прятал в свой карман.

В другой раз Чэзз остановился на вершине горного перевала, южнее реки Лесной, поджидая есаула.

- Смотрите! - закричал он Мартынову и показал рукой вокруг себя, тяжело поворачивая туловище.

Справа и слева лежало мертвое пространство, темневшее к горизонту, будто уходившее в тяжелый, свинцовый туман. Впереди виднелись снежные пики, покрытые голубыми и сиреневыми тенями.

- Теперь это зрелище не стоит и десяти центов, - проворчал Чэзз, глядя на равнодушное лицо Мартынова. - Побывали бы вы здесь летом! - он прищелкнул языком. - Справа - Охотское море, залив Шелихова, слева - Тихий океан. Настоящие ворота в Камчатку. А впереди - вулканы. На них и летом снег. А там далеко, далеко, - он помахал рукой, - Американские Штаты...

Он закатил глаза и прижал руку к сердцу.

- Тянет на родину? - спросил Мартынов. - Ну и ехали бы себе домой...

Американец отдернул руку, словно испугался толчков своего сердца.

- Как можно! - возразил он. - О нет!

- Денег мало собрали?

- Нужно помочь русским. - Купец тяжело вздохнул. - Русская земля бедная земля...

- Бедная? - Мартынов рассмеялся. - Видели бы мы тебя здесь, кабы земля бедная была! Как же! Любовался бы ты здешними видами!

Чэзз посмотрел на Мартынова долгим взглядом, будто впервые увидел его, и проговорил серьезно:

- Ты умный человек. Скажи мне: почему русские начальники людей не жалеют? Почему тебя послали на смерть в такую дорогу? Ты офицер, не мужик...

- Мужик, - прервал его есаул, - сибирский мужик. Меня не разжалобишь и смертью не напугаешь. Семерых со свету сживу, прежде чем ноги протяну. Поехали!

Мартынов внимательно наблюдал за Чэззом. Глуповатый купец не внушал ему опасений, да и не с чего было Чэззу покушаться на есаула: больших денег у него с собой нет; а Георгиевские кресты и ордена с бантами вряд ли интересуют американца. Но Чэзз хитер. У него свои планы, свои коммерческие интересы. Их он ставит выше, чем все прочие земные дела, и если не присмотреть за ним, он, пожалуй, снова уклонится в сторону.

В Тигиле, куда они прибыли к вечеру, подозрения Мартынова окончательно улеглись. Приказчик Бордмана приехал сюда два дня назад, но он ничего не знал о Мартынове. Для местного исправника курьер из Иркутска был полной неожиданностью. Значит, приказчик уехал из Гижигинска до приезда Мартынова.

К ночи разбушевалась пурга. Ветер, налетевший с Пенжинской губы, кружил снег, пробовал исполинским плечом крепость бревен, из которых сложены дома и магазины тигильских купцов Брагина и Воробьева, падал на плоские кровли обывательских лачуг.

Чэзз и слушать не хотел о том, чтобы наутро трогаться в путь. Ни солнце, ни добрые приметы не заставили бы его покинуть Тигиль раньше, чем дня через два. У него здесь дела, да и людей обижать не годится. Раз уж судьба занесла его в Тигиль, он посидит, потолкует со своими русскими друзьями.

- В такую пургу, - сказал он Мартынову, - меня не выманишь из норы ни черной лисой, ни королевским горностаем, ни сотней пушистых шкурок выдры, самой ходкой в Сан-Франциско.