Русский флаг

"Напрасный труд! - заключил он, ощущая растущую неприязнь к Изыльметьеву. - Он ничему не поверил. Нужно говорить проще, без околичностей. Сколь ни хитер русский, но раньше чем через десять дней ему отсюда не выбраться, а через неделю "Аврора" будет моя или... ее вообще не будет".

Все это мгновенно пронеслось в голове Прайса, и когда он опять встретился взглядом с Изыльметьевым, в острых глазах адмирала нельзя было прочесть ничего, кроме спокойной, непреклонной решимости.

- Ныне, - сказал он, смакуя слова, - после Синопа, над морским горизонтом взошла звезда России. Россия намерена стать великой морской державой, - это может не нравиться, но считаться с этим необходимо. Особенно тем, кого море кормит!

- России нет нужды становиться морской державой, - проговорил Александр Максутов сипловатым от волнения голосом, - она издавна является ею.

- Разве? - Прайс дивился не только дерзкому тону молодого офицера, но и его произношению - произношению юного тори, который во всю свою жизнь не вымолвил ни одного слова не по-английски. - Что же помешало нам заметить такой важный факт?

- Высокомерие, господин адмирал! - твердо сказал Максутов, вполне овладев собой.

- Но будучи высокомерным, я говорю: русские могут гордиться Синопом... Подобной победы давно не знал ваш флот.

- Англичане и более того могли бы гордиться победой, подобной Синопу.

Капитан Паркер впервые открыл рот.

- Отчего же более? - спросил он вызывающе.

- Оттого, сэр, - запальчиво ответил Максутов, - что Англия почитается владычицей морей, но со времен отважного адмирала Нельсона английский флот не совершил ничего выдающегося.

Атмосферу разрядил Прайс. Пожимая широкую руку Изыльметьева, он сказал:

- Можете гордиться: вы воспитали истинных патриотов. Молодость, горячность, патриотизм - какие бесценные качества!

У трапа, пропуская вперед Максутова, мичман Пастухов незаметно схватил его холодные пальцы.

- Простите... Здорово вы его!

- Чепуха! - ответил Максутов, не посмотрев на мичмана.

Трудно сказать, к чему относилось это восклицание: к спору ли его с Прайсом или к неуместным излияниям мичмана? Но Пастухов обиделся и еще раз густо покраснел.

III

Работы на "Авроре" не прекращались и ночью. Команда, измученная переходом вокруг мыса Горн, должна была в несколько дней сделать то, на что при других обстоятельствах ушло бы не меньше месяца.

Боцман Жильцов метался по палубе и трюмным помещениям с воспаленными от бессонницы глазами. Иногда в укромных местах он пускал в ход кулаки, но сдержанно, с опаской. Трудно приходилось Жильцову. Нужно было лавировать между Изыльметьевым и Тиролем. Помощник капитана относился к старшему боцману с деспотической придирчивостью. Он помнил то время, когда неутомимый Жильцов смело орудовал "кошкой", за малейшую провинность ставил матросов на ванты или привязывал к бушприту. Вынужденный во всем уступать непреклонности Изыльметьева, от боцмана Тироль требовал, казалось, невозможного - неподчинения нравственным правилам капитана. Понимал всю несбыточность этого и тем не менее негодовал на Жильцова, находя, что тот проявляет мало упорства и изобретательности.

Фрегат чинился по особому плану. Ремонт палубы, палубных надстроек и рангоута шел ночью. Днем палуба фрегата выглядела непривычно тихо, зато внутри судна стоял шум, - даже некоторые работы по ремонту такелажа, которые ведутся на палубе с того дня, как человек поставил первый парус, были перенесены в душные жилые помещения. А марсовые с чужих кораблей следили за "Авророй" в зрительные трубы и, наверное, отстояв вахту, потешались в кругу своих экипажей над нерасторопностью аврорцев, все еще неспособных привести в порядок свой фрегат. Боцман понимал необходимость такой хитрости, и все-таки его донимала обида.

- Эх! Да разве так это делается! - говаривал он, злобно поглядывая на матросов. - Поставить бы "Аврору" поближе к англичанину и французу, свистать "всех наверх" и показать такой аврал, чтобы соседи ахнули! Вот тогда и поглядели бы мы на них! Нам и зрительной трубы не потребовалось бы...

Палуба "Авроры" оживала лишь вечером, когда звездный полог накрывал гавань, а чужие корабли обозначались редкими огнями, тусклыми в сравнении со звездами южного неба. Работали на палубе лихорадочно быстро, споро, без шума. Со шлюпки, подкравшейся к борту "Авроры", нельзя было бы понять, что делается на палубе.

Самолюбие аврорцев очень страдало, когда на фрегате появлялись гости. А они приезжали часто, по разным поводам и предлогам. Дважды являлся Прайс, смешно, как цапля, поднимая ноги, и Депуант, который обычно трепал по щекам гардемаринов, улыбался и повторял единственное известное ему русское слово: "Дгужок!" Матросы уже дали ему и кличку "Дружок", а вскоре и всех гостей, приближавшихся к "Авроре", встречали возгласами:

- "Дружки" едут!.. "Дружки" с правого борту!