Русский Галантный век в лицах и сюжетах. Книга вторая

GRAND Dieu, tes jugements sont remplis d’équité;
Toujours tu prends plaisir à nous être propice;
Mais j’ai tant fait de mal, que jamais ta bonté
Ne me peut pardonner sans choquer ta justice.
Oui, mon Dieu, la grandeur de mon impiété
Ne laisse à ton pouvoir que le choix du supplice;
Ton intérêt s’oppose à ma félicité.
Et ta clémence même attend que je périsse.
Contente ton désir, puisqu’il t’est glorieux;
Ofense-toi des pleurs qui coulent de mes yeux;
Tonne, frappe, il est temps; rends-moi guerre pour guerre.
J’adore, en périssant, la raison qui t’aigrit.
Mais dessus quel endroit tombera ton tonnerre.
Oui ne soit tout couvert du sang de Jésus-Christ?

Приведем достаточно точный русский перевод этого сонета, выполненный Вячеславом Башиловым (правда, в отличие от оригинала, здесь не соблюдены две рифмы в катренах, а в некоторых стихах не вполне выдержан метр):

Как справедлив Твой приговор, Великий Бог!
Ты в благосклонности своей находишь счастье,
Но столько зла я сотворил, что Ты б не смог,
Не оскорбив себя, принять во мне участье.
Ты за великое безбожье покарать
Лишь казнью можешь душу, что смутилась.
В своем блаженстве я посмел попрать
Твои права и смерть приму как милость.
Во славу неба Твой раздастся страстный глас,
Пусть слезы оскорбят Тебя, текущие из глаз!
Войною за войну! Пора! Греми, рази, —
Я, погибая, славлю ум, Тебя дразнящий,
Но кровь Христа на всем, что Ты пронзил
Своею молнией гремящей!

Это стихотворение скоро признают не только лучшим текстом де Барро, но и одним из самых известных произведений французской поэзии XVII века и шедевром сонетного искусства. Но принадлежность сонета именно де Барро ставилась под сомнение. Так, Вольтер в своем “Веке Людовика XIV” приписал текст аббату де Лаво. Впрочем, сейчас авторство де Барро считается установленным и сомнений не вызывает. Поражает, однако, как удалось завзятому либертену передать с такой художественной выразительностью всю глубину душевного покаяния. Боль и острота чувства автора, удивительная страстность, мощная энергия и внутренняя сила сонета буквально завораживают.

Обращает на себя внимание его композиция. Обезоруженный тьмой собственных грехов и беззаконий, грешник (говорящее лицо сонета) сознает, что, несмотря на благость и щедрость Бога, он не может быть прощен (1-й катрен) и заслуживает лишь смерти (2-й катрен). И он не просит, а требует сурово покарать его (замечательно, что в терцетах наличествует ономатопея, передающая раскаты грома: “tonne, frappe”, “tombera ton tonnere”). Однако в заключительном стихе Божий гнев, усиленный метаниями молний, отступает перед кровью Христа, которая искупает грехи человечества и спасает кающегося. На особенность структуры стихотворения обратил внимание Бернар Лами в своем руководстве к красноречию “Искусство говорить” (1675), выдержавшем множество переизданий, и привел этот текст в качестве примера риторической фигуры уступления. Акцент делался тем самым на конечной “острой и благочестивой мысли” сонета, где достигалась желаемая развязка после “добровольного соглашения с тем, с чем можно было бы не согласиться”. Лами назвал сонет “восхитительным”.